Тайны петербургских крепостей. Шлиссельбургская пентаграмма. Андрей Синельников

и на закрытых инициациях, фотографировал жрецов друидов и шаманов вуду, однако того, что происходило сейчас, понять не мог. Может, он приобщился к чужой смерти? О «загробной жизни» в награду он что-то слышал.

      Впрочем, он очень хорошо знал, что при подобных обстоятельствах последняя мысль доводит только до галлюцинаций, а затем до идиотизма и до смерти.

      – Что, вы не голодны? – вопрос, разорвавший тишину как взрыв гранаты, был по сути идиотским. Однако Оператор отметил, что такой вопрос является чем-то вроде кабалистической формулы для людей недалеких, но обладающих правом тебя накормить.

      Он вспомнил, что точно так же спрашивали его в захудалом ресторане в далекой провинции. А еще очень похоже интересовались у него в заброшенной гостинице в Закопано, на местном горнолыжном курорте, только по-польски, а не по-русски, и в еще более элегантной форме:

      – Что, здесь не голодно? – так спрашивали там.

      Тогда он отвечал:

      – Нет! – предпочитая питаться в ресторане у подножья трассы. Тогда, но не сейчас.

      – Голоден! – коротко ответил он. Оператор обладал повышенным чувством выживаемости.

      Рука в зеленом форменном рукаве подала в оконце обед: суп, мясо и овощи. Взяв миски, Оператор расставил их на столе.

      – Барин! – рука протянула в окошко оловянный чайник с кипятком. Он взял его, застыл, ожидая кружку.

      – Ты, сынок, заснул что ли? Взял чайник, так наливай! – ехидный голос заставил его очнуться от надоедливых видений.

      Оператор стоял у порога кухни с чайником в руках. Вся компания расположилась вокруг огромного старого стола, на котором стояли стеклянные стаканы в подстаканниках, еще времен Великого кормчего, вперемешку с алюминиевыми кружками.

      – Так мы чаю-то дождемся? – другой старик хитро смотрел на него с конца стола, – а то, как народовольцы, будем сейчас чайный бунт устраивать.

      Словно очнувшись, Оператор начал споро разливать кипяток в кружки и стаканы.

      – Что за бунт? Расскажите деды! – быстро пришел в себя он.

      – Чаек здесь был роскошью, – охотно начал ветхий дед. – Самых первых дней так повелось. Еще Иоанн Антонович чаю вдосталь не пивал, не говоря уж о декабристах и всяких там повстанцах и разночинцах, – он колол кусковой сахар на маленькие кусочки, звонко лязгая серебряными щипчиками.

      – Ловко у него получается, – подумал Редактор.

      Действительно, сахарница наполнялась маленькими ровными кусочками, похожими друг на друга как горошины из одного стручка.

      – Берите сынки сахарок. Старый сахарок. Такого не делают давно, купецкий, – подвинул сахарницу дед.

      – Чай Высоцкий. Сахар Бродский. Бей жидов – спасай Россию, – пошутил второй дед, – И молочко берите. Шварце все рассказывал, что до того как его сюда определили, он страсть как любил пивать по утрам кофий с густыми сливками.

      – Это какой Шварце? – отхлебнув чаю, спросил Издатель.

      – Это