Самая короткая ночь. эссе, статьи, рассказы. Марина Григорьевна Бойкова-Гальяни

бегут, приближаются, крича и стреляя. Польский мальчик наводит винтовку, задерживает дыхание… И украинский мальчик как бежал – так со всей инерции бега летит кувырком на мостовую. Шестнадцать лет назад отец поднимал его над головой, и малыш смеялся, махал ручками и ножками, готовился жить в огромном, добром для него мире, улыбался этому миру. А вот сейчас он умрет на булыжнике, скребя камни скрюченными пальцами. Выстрелы и матерщина станут последним, что он услышит в своей жизни.

      От покойников дети не рождаются. Отца Олега, потом самого Олега станет некому произвести на свет… И кто тогда напишет книгу про антисистемы?! Кто расскажет мне о Самборе и о нравах геологов Камчатки?!

      – Неважно, кто кого… ― говорю я.

      Олег сглатывает и кивает. Неважно… Мы оба понимаем, что неважно.

      Вот украинский парнишка припал на колено, поймал в прицеле одну из фигур за баррикадой. Именно эту ― случайно, просто надо же в кого-то стрелять. Затаил дыхание… навел… громыхнуло, чуб отнесло в сторону отдачей. Польский мальчик встал за бревном ― так и правда меньше его видно, но винтовка… Винтовочная пуля свободно дырявит насквозь ствол до двадцати сантиметров. Польского мальчика дернет – пуля ударит в грудь, и сразу швырнет вперед, выходя из спины. Мальчик осядет, нелепо загребая ногами, громыхнет по булыжнику винтовка. Потянется струйка из полуоткрытого мертвого рта ― пробиты легкие. Так и будет тянуться, ползти по камням горячей змейкой, пока не застынет в мертвом теле. Этот мальчик не выучится на врача, уже молодым не встретит мою маму в Киеве. Это значит, что не будет ничего. Никто даже не узнает несостоявшегося.

      Олег опустил глаза, он торопливо наливает. Предательски звякает о горлышко стакана бутылка.

      – Олег… А хорошо, что моего отца там не было.

      – И что мой дед заболел…

      Мы не сговариваемся, все ясно. Мы встаем.

      – За то, что наши отцы не поубивали друг друга!

      – За всех, кто промазал…

      Водка не берет, мы почти не чувствуем напитка. Олег тут же разливает по второй.

      – Давайте не чокаясь… помянем.

      Киваю и от обуревающих чувств даже мычу, взмахиваю рукой. Слов не нахожу, да и зачем?

      Глядя друг другу в глаза, мы пьем до дна. Словно вода льется в горло. За всех, кто промахнулся, но по кому не промахнулись. И во Львове, и во время любых других польско-украинских «разборок». За всех, кто стал жертвой идиотских выяснений, кто тут самый главный, кто самый древний, с какой стороны надо креститься, кто тут самый замечательный, и кого больше всех любит Пан Бог.

      За мальчиков, сгинувших до того, как у них родились сыновья. За тех, для кого все кончилось, почти не начавшись. Кто ничего не успел, и кого уже почти забыли. За всех, чьи сыновья никогда не будут украшать собой нашу Землю.

      Заказ

      Сел я писать важную заказную статью. Такую важную, что уехал из квартиры, где живу с женой и детьми