Оставьте меня. Гейл Форман

же. Как только вас перевезут на нужный этаж.

      – Сейчас? – Она посмотрела на часы. Половина восьмого. – Пятница, вечер.

      – А вы на танцы собрались? – Он был явно доволен своей шуткой.

      – Нет, я просто подумала, может, поставим этот стент на следующей неделе?

      – Нет. Надо успеть, пока чего необратимого не случилось.

      Необратимого. Мэрибет это слово не понравилось.

      – Ладно. А это долго? В смысле, когда меня отпустят?

      – Ох и ох, вы всегда так спешите? – спросил врач и снова засмеялся, и на этот раз его смех прозвучал обидно, как будто с подтекстом: «Понятно, как вы себя до такого довели».

      Но на данный момент у нее по квартире бегали двенадцать оголтелых четырехлетних детей. Кому-то надо будет за ними убрать, отыскать крекеры-«рыбки», которые Мо постоянно прячет в шкафу, или грязные подгузники, которые Таши постоянно оставляет в мусорном ведре на кухне (потому что Эллери до сих пор какает только в «памперсы»). Кому-то надо на следующее утро сделать оладьи с шоколадной крошкой, предварительно убедившись, что все необходимые ингредиенты есть в наличии.

      И все это только за сегодня. А в последующие дни кто-то должен водить детей на балет, на футбол, к логопеду, на встречи с другими детьми, на дни рождения. Сходить в магазин и купить костюмы на Хеллоуин, к педиатру – на прививки, к зубному – на чистку. Кто-то должен думать о том, что приготовить, покупать продукты, платить по счетам, выкраивать деньги. Кто-то должен все делать, в то же время успевая на настоящую работу.

      Мэрибет вздохнула.

      – Просто у меня дома куча четырехлетних детей и много дел на выходные.

      Врач окинул ее долгим хмурым взглядом. Мэрибет тоже посмотрела на него, этот человек ей уже разонравился, еще до того, как сказал:

      – Вы хоть понимаете, что у вас был инфаркт?

      Воспользовавшись телефоном медсестер, Мэрибет позвонила Джейсону и снова включился автоответчик. Она как можно спокойнее рассказала, что происходит: что ее оставляют на ночь, возможно, и на все выходные. Диагноз «инфаркт» она не назвала. Не смогла себя заставить. Как и не призналась, что боится. «Приезжай, как только сможешь, пожалуйста», – попросила Мэрибет автоответчик.

* * *

      Мэрибет начала заполнять документы для приема в больницу. В некотором смысле это успокаивало, может, потому что казалось привычным. Она уже сталкивалась с подобными анкетами перед кесаревым и перед тем, как Оскару вставляли трубки в уши. Имя, адрес, номер медстраховки, социального страхования. И все сначала. Это внушало какой-то дзен. До тех пор пока не пошли вопросы о семейном анамнезе.

      На них Мэрибет всегда терялась. О том, что ее удочерили, Мэрибет узнала в восемь лет. Но тогда это был лишь новый факт о себе: «Я живу на Мейпл-стрит. Мой велик – синий «швинн». Я пишу правильнее всех в третьем классе. Меня удочерили». Мыслей она этому особо не посвящала до тех пор, пока не попыталась забеременеть сама, тогда-то и возникла куча вопросов, на которые не было ответов: Есть ли в семье португальцы? Евреи? Каджуны? Был ли у кого синдром Дауна? Волчья пасть?