Викинг. Страсти по Владимиру Святому. Наталья Архипова

сообщивший такую весть, выглядел довольным. Неужели это он придумал?

      Ставр тяжело дышал, хотя сильное тело не желало уступать смерти. Глаза впали, щеки тоже, но ум был светлым и проницательным.

      – Князю мало одной жены?

      Добрыня понимал, что с этим человеком надо говорить открыто, потому вздохнул и объяснил:

      – Рогволод не отдаст дочь за Владимира, коль Ярополку сосватана. Но Ярополк взъярится.

      Боярин в очередной раз показал, что способен предвидеть события не хуже самого Добрыни:

      – Ты хочешь выманить Ярополка на Владимира, чтобы нашему князю поневоле пришлось с братом схлестнуться?

      – Ничего от тебя не скроешь, – проворчал Добрыня, хотя было заметно, что догадкой сородича он доволен.

      – Смотри, не перехитри сам себя.

      Не нравилась Ставру эта увертливость княжьего уя. Хитрым нужно быть не меньше, чем сильным или умным, но и для хитрости граница есть. А еще меньше ему нравилось поведение зятя. Он мальчишка, семнадцати нет, но блудлив по-взрослому. Алохия обижается, и она права, мог и потерпеть, пока дите носила, лучше бы свою силушку на дело приберег. В Новгороде ждали, что князь на Киев пойдет за брата мстить, готовились поддержать, Ставру завидовали – вона за кого дочь отдал, скоро Владимир над Ярополком верх возьмет и станет в Киеве княжить. А тестя, мол, в Новгороде оставит.

      Право отомстить у Владимира было, пусть он и сводный брат, робичич, но мог поднять меч на киевского князя, никто бы и слова против не сказал, наоборот, подсобили.

      Но Владимир и не собирался мстить и захватывать Киев, он женился, быстро сделал Алохии дитя и принялся девок по углам тискать, вызывая у жены ревность, а у тестя презрение.

      Усмехнулся Ставр:

      – А если Рогволод согласится отдать дочь за Владимира?

      Добрыня поморщился, ему не нравилось, что в Новгороде не один Ставр, большинство бояр не звали князя по отчеству, только Владимиром. Конечно, он еще мальчишка, но ведь князь же.

      – Значит, возьмет второй женой.

      – Это ты мне говоришь?

      Дяде Владимира пришлось постараться «не заметить» явной угрозы, прозвучавшей в голосе боярина. Но ему удалось, хмыкнул как ни в чем не бывало:

      – У князя должно быть несколько жен. Не он один такой.

      – Только не с моей дочерью. Не для того я ее растил, холил, чтобы Владимир Алохию в ряд с другими ставил. Не нравится мне то, что ты делаешь, Добрыня Никитич, совсем не нравится. И племянника погубишь, и нас всех. Не Владимиру с Ярополком Святославичем тягаться, хотя и тот слаб. Нет больше на Руси сильных князей… Смотри, не подведи нас всех под беду.

      Сказал и ушел, а Добрыня, глядя вслед почерневшему от болезни Ставру, только зубами заскрипел:

      – Ишь, раскаркался, ворон черный.

      Сколько раз он потом корил себя за то, что не послушал родственника, и сколько раз радовался, что не послушал! Судьба Владимира, да и всей Руси могла бы сложиться совсем иначе.

      Но гонец к Рогволоду Полоцкому с предложением