Сын Духа Святого. Алексей Хапров

животом, с широким, чуть сплюснутым, носом и вечно лоснящимся, изъеденным оспинами, лицом. Он всегда держал себя жестко, решительно и властно, как, собственно, и подобает военному командиру. В части его все боялись.

      – Зайди ко мне, – скомандовал он.

      Я оробел. Зачем я мог понадобиться самомý командиру части?

      Я послушно последовал за ним, зашел в его кабинет и стал в постойке «смирно», ожидая его распоряжений.

      Полковник уселся за свой стол и снял с головы фуражку. Под фуражкой оказались жиденькие волосы, сквозь которые просвечивалась розовая кожа.

      Так вот почему он никогда ее не снимает. Не хочет демонстрировать свою лысину!

      Борисов вытер носовым платком вспотевшее лицо и поднял глаза на меня.

      – Что ты вытянулся? – спросил он и кивком головы указал на стул. – Вольно. Садись, расслабься.

      Я послушно сел.

      – Что, нелегка солдатская жизнь?

      Я молча пожал плечами, не зная, как следует отвечать в таких случаях.

      – Я вижу, твои однополчане не очень тебя жалуют.

      Я снова пожал плечами.

      – Не расстраивайся, – произнес командир части. – В армии хорошо только дуракам. Умных ребят в ней всегда недолюбливают.

      Борисов замолчал, словно ожидая от меня какой-нибудь реплики. Меня, конечно, поразило его откровение, но я опять ничего не сказал. Я лишь молча опустил голову и уставился на свои сапоги.

      – Это хорошо, когда в роте есть хотя бы один серьезный, нормальный парень, – продолжал Борисов. – Мне такие ребята нужны. Нужны для того, чтобы контролировать обстановку и поддерживать дисциплину. Как ты думаешь, сможешь ли ты справиться с такой ролью?

      Я в очередной раз недоуменно пожал плечами.

      – Не знаю. Сомневаюсь, что меня кто-то будет слушаться.

      – А тебе и не нужно будет никому ничего приказывать, – заметил полковник. – Мне нужен человек, который бы информировал меня обо всех случаях нарушения Устава, правил внутреннего распорядка, неблагонадежных настроениях, и прочее. Ты будешь общаться только со мной. Разумеется, знать об этом больше никто не будет.

      Я похолодел. Я понял, куда он клонит. В обиходе это называлось «вербовать в «стукачи». Поначалу большого энтузиазма его предложение у меня не вызвало. Меня в части и так не жаловали. А если я стану еще и доносчиком, и это, ни дай бог, раскроется, меня вообще со свету сживут. Но затем какой-то внутренний голос стал мне твердить: а почему бы, собственно, и нет? Ведь сослуживцы отравляют тебе жизнь? Отравляют. И вот теперь у тебя появляется прекрасная возможность им за это мстить.

      – Игорь, я бы не хотел, чтобы ты воспринимал мои слова с позиции уголовника, – мягко обратился ко мне Борисов, уловив мое замешательство. – Я знаю, что ты сейчас подумал. Тебе в голову пришло слово «стукач», ты примерил его к себе, и тебе стало неприятно. Ведь так? Скажи, не стесняйся.

      – Ну, так, –