Между любовью и любовью. Галина Лавецкая

раньше я у тебя такой тяги к поэзии не замечал. Хочешь, я прочту тебе кое-что интересное?

      Вике бы надо было послать его к черту, но она лениво пожала плечами, мол, хочешь, так читай. Игорь затушил сигарету и начал:

      Изменить бы! Кому? Ах, не все ли равно!

      Предыдущему. Каждому. Ясно.

      С кем? И это неважно. На свете одно

      Изменяющееся прекрасно.

      Одному отдаваясь, мечтать о другом

      Неиспробованном, невкушенном,

      Незнакомом вчера, кто сегодня знаком

      И прикинется завтра влюбленным…

      И при этом возлюбленных так обмануть,

      Ревность так усыпить в них умело…

      Вика с удивлением посмотрела на Игоря и встретила его насмешливый взгляд. И эта издевательская улыбочка! Почему? Что она ему сделала? А он продолжал, и ей захотелось исчезнуть, чтобы не слышать. Голос Игоря дрогнул, и закончил он, четко и зло выговаривая каждое слово:

      Наглость, холод и ложь – в этом сущность моя.

      На страданья ответом мой хохот.

      Я красива, скользка и подла, как змея,

      И бездушно суха, как эпоха.

      Все молчали. У Вики пылало лицо. Игорь смотрел на нее, усмехаясь. Алик вскочил, опрокинув стул, и бросился к нему.

      – Ах ты сволочь, подонок, дерьмо!

      Игорь тоже вскочил, смахнув бокал. Послышался звон и хруст разбитого стекла. Девушка, сидевшая рядом с ним, испуганно вскрикнула. Никита бросился к ним, но не успел и, разнимая дерущихся, бархатно уговаривал:

      – Ну, все, господа, уймитесь. С ума посходили? Из-за стихов? Все, все! Успокойтесь!

      К Никите подоспел еще один из сидевших за столом, и вдвоем они развели врагов в разные стороны. У Игоря была разбита губа, и его девушка осторожно прикладывала смоченную в водке салфетку. Он болезненно морщился и молчал. Алик сел рядом с Викой, взяв ее за руку. Она сидела безучастно. Настроение у всех было испорчено. Расплатились и пошли к машинам. В такси Никита пытался разрядить обстановку, рассказывал что-то забавное, но Алик и Вика молчали, и ему пришлось общаться со своей подругой. Она тоже делала вид, что ничего не произошло, смеялась над шутками Никиты и восторгалась красотой горной дороги. Вике было неуютно и грустно. Хотелось домой. К Стасу. К девочкам. К маме с папой. Никогда бы она не оказалась в такой унизительной ситуации, если бы рядом был Стас. Она вспомнила Зеленоград, их друзей, праздники и вечеринки. Все совсем другое! Другие лица, другие разговоры. Никому бы там не пришло в голову нахамить женщине! И безобразную драку никто бы не затеял. Это все отличительные черты столь милой ее сердцу московской богемы! Ей в их обществе «как медом намазано». Все забыла: и Стаса, и его друзей. Вот и получила! Дело, конечно, не в стихах, а в том, как он это преподнес и как мерзко прочел. Как будто грязью вымазал. И второй хорош! Кинулся морду бить, вместо того чтобы интеллектом парировать и свести на нет поэтические потуги Игоря. А ведь мог! Для него Северянин и вся его поэзия – дом родной. Мог бы высмеять Игоря его же оружием. Так нет, превратил все в скандал! Если бы не Никита, неизвестно, чем бы кончилось. Так и предавалась своим печальным