Между любовью и любовью. Галина Лавецкая

захотела стать моей…

      И к свежим я влекусь озерам

      В незаменимости лесной,

      Твоим сопровождаем взором,

      Сопутствуем твоей весной.

      – Замечательно! «Немножко больше, чем немножко…» Надо будет перечитать, – сказала Вика.

      – Да я могу тебе наизусть читать, если интересно.

      – Спасибо, Алик. Как-нибудь… с удовольствием. Но вот мы и пришли.

      – Ты в композиторском доме живешь?

      – Да. А ты, кстати, где обитаешь? Я так бессовестно потащила тебя пешком, теперь тебе надо за машиной возвращаться…

      – Да ну, ерунда! Я тоже почти рядом, на Малой Бронной.

      – А, ну тогда ничего. Спасибо еще раз за вечер поэзии. Спокойной ночи, Алик.

      – Завтра увидимся, Викусь? Может, пообедаем вместе?

      – Ну почему бы и нет? Только не раньше трех.

      – Годится. Давай в три. В Домжуре? Раков свежих поедим.

      – Ну, давай в Домжуре. Все, пока. – Вика поцеловала Алика в щеку и вошла в подъезд.

      В квартире было темно, все спали. Вечерами, когда Вика уходила, с детьми оставалась мамина домработница Люба. Если Вика возвращалась поздно, Люба оставалась спать в гостиной на диване. Вика тихонько прошла в ванную и посмотрела в зеркало: «Свежей душистого горошка», – усмехнулась она. А, впрочем, вполне ничего. В самом деле, что такое двадцать шесть лет? И засыпая, слышала голос Алика: «По аллее олуненной вы проходите морево. Ваше платье изысканно…»

      После обеда в Доме журналистов они стали встречаться каждый день. Раньше тоже виделись почти ежедневно, но это было в общей компании. Сейчас Алик всюду сопровождал Вику. Возил ее в редакцию, в типографию, к портнихе и на маникюр. Терпеливо ждал в машине, а потом отвозил домой или обедать в ресторан. Вечером заезжал, и они направлялись в ЦДЛ или Дом кино. Сидели до закрытия ресторана, а после ехали всей компанией к кому-то в гости на «кухонные посиделки» или в загородный ресторан «Архангельское», где жизнь начиналась после одиннадцати вечера. Не для всех, конечно. На двери всегда висела табличка «Закрыто», и швейцар пускал только своих. Своими считалась московская богемная тусовка и те иностранцы, которые дружили с ними. Денег в «Архангельском» прогуливалось – море! Цены там были особые, просить меню считалось дурным тоном. Да и не поесть туда приезжали. Заказывали шампанское, фрукты и легкую закуску к водке. Играл замечательный оркестр, ради него и ездили. Девизом руководителя было: «Даром только птички поют». Поэтому посетители «заряжали» музыкантов очень серьезно. Но ребята стоили того. Там нельзя было услышать пошловатого советского шлягера. Играли лучшие композиции известных западных групп. А пели так, что, закрыв глаза, нельзя было отличить Борю-гитариста от солиста группы «Квин». Веселое было время. Ездили в «Архангельское» до конца советской эпохи. Впрочем, ресторан существовал и после, но вряд ли люди, посетившие музей-усадьбу и чинно обедающие рыбной солянкой и мясом в горшочке, могли представить бурное ночное прошлое заведения.

      В «Архангельском» легко рушились браки и возникали новые яркие романы, там ревновали, страдали и проводили счастливые часы. Там были слезы и выяснения отношений, случались