Моя прекрасная жертва. Джейми Макгвайр

хочет получить место помощника врача в Денвере?

      – Именно поэтому он сейчас никуда отсюда не срывается. Если хорошо пройдет программу подготовки в нашем филиале университета, сможет запросто перевестись в Денвер.

      – Ты хочешь сказать, он живет здесь ради тебя?

      – Скорее, ради экономии. Потом мы переедем в Денвер. Надеюсь, там я найду какое-нибудь место вроде этого, чтобы график был гибкий и я могла работать, пока Гуннар на занятиях.

      – Конечно сможешь! Денвер это… Денвер. Там у тебя будет выбор.

      Кёрби посмотрела на меня расширенными глазами:

      – А ты куда ездила учиться? Далеко отсюда?

      Я невольно переменилась в лице:

      – Меня отправили в Дартмут на подготовительные курсы при медицинском колледже. Планировалось, что потом я туда поступлю.

      – Тебе не понравилось?

      – Это был потрясающий год.

      – Всего один?

      – Да. И кажется, что с тех пор прошла целая жизнь.

      – Давно ты вернулась? – спросила Кёрби, водя пальцем по краю пластикового стакана. – Года два назад?

      – Четыре.

      – Я уже год с тобой работаю, а ты мне ничего не рассказывала. Это как-то связано с твоими родителями, да?

      Я приподняла бровь:

      – Странно, что ты так долго меня об этом не спрашивала.

      – Сначала мы были недостаточно близко знакомы и я стеснялась, а потом стала побаиваться: думала, вдруг ты расскажешь какую-нибудь жуткую историю…

      – Нечего тут рассказывать.

      – Ты так говоришь, чтобы меня не пугать? Просто, если с тобой там случилось что-то плохое, я бы тебя выслушала. Ты же знаешь: я никому не расскажу. Даже Гуннару.

      Когда Кёрби грустила, ее идеальное лицо казалось еще красивее, нижняя губка, чуть выставленная вперед, – еще пухлее.

      – Ничего плохого в Дартмуте со мной не случилось. Говорю же: мне там понравилось. Но чтобы продолжать учебу, я должна была принять условия, которые меня не устраивали.

      – А… – протянула Кёрби с некоторым облегчением. – Значит, все-таки родители.

      – Они самые.

      Снова раздался стук в дверь.

      – Входи! – крикнула Кёрби так громко, что я подскочила.

      Дверная ручка повернулась. В комнату вошел мамонтенок с милым детским лицом и мускулатурой, от которой едва не лопалась футболка. Как только он сдернул с головы бейсболку, на лоб упали непослушные пряди карамельных волос.

      – Черт! Детка, не сердись! – сказал Гуннар, бросаясь к дивану и садясь рядом с Кёрби. – Меня самого достали эти гребаные вечерние занятия и эти пробки!

      Она повернулась к нему с выражением стоического терпения и, позволив себя поцеловать, захлопала длинными ресницами. Притворщица из нее была никудышная: кто угодно понял бы, что Гуннар прощен.

      – Извини за некультурные словечки, – он обернулся ко мне.

      – Ничего. В этой квартире никаких правил нет, – отмахнулась я, обводя взглядом свой чердак. – Потому-то мне здесь и нравится.

      – Как работа? – спросил Гуннар, посматривая то на меня,