Твой враг во тьме. Елена Арсеньева

громогласно и, скажем так, витиевато. Благодаря приоткрытой Лёлей створке окна она отчетливо слышала каждое слово.

      – Скажи, пожалуйста, Митяй, где находится та глупая женщина легкого поведения, которая зачем-то вызвала нас сюда? – спросил он. – И, кстати, знаешь ли ты, что ее мать тоже не отличалась высокими моральными качествами? Вообще у них это родовое…

      Само собой разумеется, что выражал он свои мысли несколько иначе. Подсчитывая количество слов, начинающихся на «е», «б», «с», «х», утомился бы даже карманный калькулятор! Лёля мгновенно вышла – нет, вылетела, как ракета! – из ступора, потому что этих бродячих матюгальников, на которых натыкаешься сейчас на каждом шагу, ненавидела лютой ненавистью, и сунулась было вперед, однако Митяй Боевая Рукавица снова задвинул девушку себе за спину и кротко сказал матюгальнику:

      – Отбой.

      Еще раз шумно попробовав алфавит на зуб, тот гаркнул в пространство: «Отбой!» – и лестница медленно поползла вниз, унося его с собой.

      Гость повернулся. Они уставились друг на друга, и по его непроницаемому лицу вдруг скользнула слабая усмешка. Лёля смотрела, как дрогнули твердые, чуть обветренные губы, как смешно наморщился точеный хищный нос. Четче обозначилась ямочка на выпуклом подбородке. Еще она разглядела светлые длинные ресницы. Ресницы сощурились, затеняя серо-голубые глаза. Сомкнулись на переносице светлые размашистые брови, румянец пробился на худые щеки… Лёля видела все это как-то по отдельности, металась взглядом по его лицу и совершенно не способна была понять, обругает он ее сейчас, как его приятель, или расхохочется.

      Ни того ни другого не произошло. Еще раз проблеснула эта мгновенная, почти неуловимая улыбка, а потом он сказал:

      – Ладно. Жизнь продолжается. – И, обойдя девушку, загрохотал своим мощным снаряжением по лестнице.

      Лёля привалилась к стене. Ноги ощутимо подгибались, ее трясло, и все время хотелось вытереть со лба пот, хотя, может быть, его там и не было.

      Конечно, натерпелась она – не дай бог никому, нанервничалась, но не потому, не потому била ее сейчас дрожь и слезы подступали к глазам.

      «Жизнь продолжается», – сказал он.

      Не совсем так: жизнь наконец-то началась!

      Самурай. Лето, 1997

      Когда Самураю сказали, что в этом деле ему придется быть вторым, он сначала ушам своим не поверил. И, похоже, не смог скрыть своего… нет, не изумления даже, не обиды… Он просто оторопел. Не ждал такого! Шеф это сразу просек – похоже, именно такую реакцию он и предполагал. Усмехнулся в усы:

      – Не надувайся. Знаешь, кто пойдет первым?

      Самурай дернул плечом. В этот момент он ничего не хотел знать. Ни имени первого номера, ни «кабана». Он видел за спиной шефа, на столе, аккуратно разложенные зеленовато-серые пачки в банковской упаковке. Это был его аванс. Самурай перевел взгляд к окну. Не лучше ли повернуться и уйти, пока не поздно? В конце концов, пока ты не узнал условий игры, не узнал имени «кабана» и не взял денег, ты еще не в деле, ты еще можешь