Твой враг во тьме. Елена Арсеньева

не видел, а сейчас присмотрелся к ней – и диву дался. Тот, усатый, мужик хоть куда, даром что черный. И что он в ней нашел? Желтая, тощая, под глазами синяки… Может, в положении уже? Запросто! И ей еще повезло, что черный – мужчина порядочный. Вдобавок она была вся зареванная, а как про отца Мордюков сказал басню, вообще в три ручья слезы хлынули. Она даже и спрашивать ничего особенно не стала, Мордюков ее тепленькую взял. Так что зря они с усатым целый «план Барбароссы» сочиняли. Покидала Лёлька в сумку какие-то вещички, переоделась в штаны и маечку – и поехали. Мордюков, конечно, слова не сказал, хотя своей дочке не давал в штанах ходить, задницу всем показывать. Ничего, у того мусульмана Лёлька не больно-то в джинсах побегает! Небось еще и паранджу на морду навесить придется!

      Очень Мордюкова это позабавило, он едва ржать не начал, но вовремя спохватился.

      Вышли во двор. Мордюков огляделся неприметно, но знакомца своего усатого не обнаружил: он уже смыться успел. Небось вовсю жмет к тому повороту на карьер. Ох, черт, Мордюков ведь совсем забыл спросить, какая у него машина, кто ждать будет. Да ладно, как-нибудь…

      – Садись, – говорит.

      Лёлька села рядом, сумку в ноги бросила. И за всю дорогу хоть бы слово сказала – сидела мрачная-мрачная!

      Ну, Мордюков тоже не лез с разговорами. Больно надо! Он продолжал бы путь в приятном и ровном состоянии духа, когда бы не точило беспокойство: отдаст ли усатый остатние денежки? Или жаба его давить станет? Ох уж эта жаба-жадность, она человека вообще способна насмерть задушить, не то что заставить зажать какие-нибудь несчастные полкуска! Что бы такое придумать, чтоб уж наверняка заставить его раскошелиться? Может, заблокировать изнутри дверцы и крикнуть: не откроюсь, мол, и невесту твою не отдам, покуда не шваркнешь денежки на бочку!

      А что? Мыслишка на славу! Ведь тыща за такое дело не предел, совсем не предел!

      Мордюков даже хихикнул, представив, как ладненько все может устроиться. Единственное, что могло помешать, это сама Лёлька. А ну как не захочет она взаперти сидеть и смотреть, как дачный сосед ее будущий семейный бюджет в свой карман перекачивает? Еще рожу исцарапает, вон когти какие отрастила, сразу видно, белоручка, не то что Жанночка…

      Но когда Мордюков, проехав Окский, увидел слева угольно-черного бегемота неизвестной марки, то подумал: еще неизвестно, кому Лёлечка своими когтищами морду полосовать будет. Что-то не запрыгала она от радости, увидев своего усатого. Вот же деревяшка бесчувственная, а джигит из-за нее…

      – Встречай милого дружка, – хмыкнул Мордюков, перегибаясь через ее джинсовые коленки и открывая дверцу. Сама Лёлька сидела как в гостях, тупо озираясь.

      Открыл, значит, Мордюков дверцу и ждет, когда с ним расплатятся. И переживает: а вдруг?..

      И вдруг…

      – Выйти всем! – сказал усатый, и в его руке Мордюков увидел… увидел вовсе даже не деньги, а пистолет.

      Тут его что-то ткнуло в левый бок. Повернулся – о господи, царица небесная! Еще один мужик стоит, и с таким же пистолетом!

      Мордюкова