Хозяйка жизни, или Вендетта по-русски. Марина Крамер

могилу, и он почувствует, что ты пришел. – Коваль вытерла слезы, катившиеся по щекам, поцеловала сына в темноволосую макушку.

      – Мама, не плачь, – попросил он срывающимся голосом. – Хочешь, я не буду спрашивать больше?

      – Нет-нет, сынок, спрашивай… – выдохнула Марина. – Просто… это очень тяжело…

      – А его звали, как меня?

      – Это тебя зовут, как его. Я назвала тебя так же. В России ты был бы Егор Егорович, а здесь – Грегори.

      – Жалко, что я его совсем не видел, – пробормотал мальчик, переворачивая альбомный лист. – Ой, мамуля, а это ты!

      Это была одна из ее редких фотографий – Марина не любила фотографироваться. Но здесь они были вдвоем – Малыш держал на руках жену, одетую в белоснежное подвенечное платье, и улыбался счастливой улыбкой.

      – Это вы женились, да?

      – Да.

      – А как же папа… ну, мой другой папа?

      – Мы еще тогда не были знакомы, – уклонилась Марина.

      – Мам… а я похож на своего первого папу?

      – Очень. – Коваль снова поцеловала его. – У тебя такие же глаза, такие же волосы… ты копия своего отца, Грегори.

      Они пролистали альбом до конца, и мальчик все время внимательно рассматривал лицо Малыша, словно искал в нем свои черты. Закрыв альбом, Егорка какое-то время молчал, а потом попросил:

      – Можно, он будет лежать у меня в комнате?

      – Можно. Но у меня к тебе тоже просьба. Я могу говорить с тобой как со взрослым мужчиной? – Марина вгляделась в синие глазенки сына, и тот кивнул. – Грег, твой родной папа умер. Но Женя… он тоже твой папа, он растил тебя, он заботился о тебе, когда я… уезжала, а потом сильно болела, ты помнишь?

      – Помню. А еще я помню, как мы жили в другом доме, – вдруг сказал Егорка, удивив Марину. – Такой большой-большой дом, намного больше этого. Да?

      – Это так странно… тебе было всего два года, я даже не думала, что такие маленькие дети могут что-то помнить…

      – Ты не ответила!

      – Да, родной, наш дом в России был намного больше этого, – сдалась Марина. – Его построил твой папа, он ведь был строителем.

      – А этот дом кто построил?

      – Этот – не знаю. Папа купил его, когда приехал сюда жить. Но ты перевел разговор, хитрый поросенок! – Она ущипнула сына за щеку, и тот лукаво улыбнулся. – Так вот – я прошу, нет, я требую от тебя беспрекословного подчинения отцу, ты понял? Любое слово, сказанное папой, для тебя закон. И не дай тебе Бог забыть то, о чем мы говорили сегодня в парке.

      Единственным человеком, который совершенно не боялся взгляда Коваль, был ее сын. Однако боязнь разочаровать ее была сильнее всего, сильнее крика и ругани. Егор старался ничем не огорчать мать, не заставлять мрачнеть ее красивое лицо. Он слышал, как в школе учительницы говорили о том, что миссис Мюррей – фантастически красивая женщина и наверняка могла бы сниматься в рекламе. Егор гордился матерью, любил, когда она приезжала за ним в школу, выходила из джипа и ждала его, Егора, облокотившись на капот. Потом они ехали в какое-нибудь кафе, заказывали что-нибудь вкусное и обязательно – мороженое в большом бокале, украшенное вишенкой сверху. Но дело