Ковчег до Ноя: от Междуречья до Арарата. Ирвинг Финкель

представляет собой древняя клинопись как способ письма? И можем ли мы почувствовать, какими были в реальности эти вавилоняне, писавшие клинописью? Я подробно изложу содержание таблички Симмондса в сравнении с другими известными текстами, содержащими историю о Потопе; затем мы займемся вопросом о том, как эта история перешла из вавилонской клинописи в еврейское алфавитное письмо и была включена в библейскую Книгу Бытия.

      Книга, лежащая перед вами, в значительной степени посвящена древним текстам и тому, о чем они должны нам говорить. Большинство этих текстов написаны клинописью – самой древней в мире и самой интересной формой письма. Мне кажется важным рассказать не только о том, что мы узнали, но и о том, каким образом мы это узнали; отдельно будет говориться о словах или строчках, до сих пор остающихся непонятными или допускающими несколько различных истолкований. Я постарался свести к минимуму филологический компонент ассириологии; какое-то ее присутствие все же остается необходимым, но я надеюсь, что оно не затемнит фабулы истории о Потопе как детективного романа. Потому что это действительно детективный роман. Когда я начал расшифровывать табличку Симмондса и писать эту книгу, я отправился в путешествие, совершенно не зная, куда оно меня приведет. Передо мной вставали один за другим неожиданные вопросы, настоятельно требовавшие ответа. Для исследователя клинописи Табличка Ковчега, даже если она не зачаровывает его своей красотой, всегда будет оставаться чудом. Я надеюсь, что всякий, прочитавший эту книгу, подтвердит мое мнение.

      2. Клин между нами

      Я вам составлю клинописью счет от прачки за рубахи

      И опишу во всех деталях доспехи, бывшие на Каратаке [6].

      Во всем, короче, что касается растений, животных и камней,

      Я – образцовый генерал-майор, и даже поумней.

У. Ш. Гилберт[7]

      Древние вавилоняне верили в Судьбу. Я думаю, что именно вмешательство Судьбы сделало меня ассириологом – во всяком случае, к написанию этой книги она точно приложила свою руку. В девятилетнем возрасте я уже знал, что хочу работать в Британском музее. Такое честолюбивое решение, возможно, возникло под влиянием странного воспитания – в галереях музея в квартале Блумсбери я проводил целые дни вместе с четырьмя своими братьями и сестрами (причем не только в дождливую погоду), и не было там ни одной застекленной витрины с экспонатами, о которую бы ни разу не расплющился мой любопытный нос. Тогда же мной овладел интерес ко всяческим древним и «трудным» письменам, и я долго колебался – посвятить ли себя древнекитайским или древнеегипетским иероглифам.

      Когда в 1969 году я вошел в здание Бирмингемского университета, гордо держа под мышкой гардинеровскую «Грамматику древнеегипетского языка», Судьба первый раз явным образом вмешалась в мою жизнь. Египтологию там преподавал Т. Рандл Кларк; этот степенный округлый профессор, эксцентричный, как персонаж из кинофильма, успел прочесть лишь одну вводную

6

Каратак – вождь одного из племен бриттов, сопротивлявшихся римскому завоеванию Британии в I веке.

7

Отрывок из арии генерал-майора из «Пейзанских пиратов», одной из комических опер, сочиненных в конце XIX века либреттистом Уильямом Швенком Гильбертом и композитором Артуром Салливаном, сформировавшими специфически английский жанр, популярный в Англии до сих пор.