Князь Никита Федорович. Михаил Волконский

ее разговором, но она улыбалась ему широкою улыбкою и отвечала, видимо, односложными словами, слегка позевывая за веером.

      Среди бархатных и шелковых расшитых кафтанов особенно отличался своим черным с ног до головы одеянием приезжий немец, для которого съехались сегодня к Бестужеву и который сидел теперь у окна с самым солидным и толстым оберратом. Сначала все разговаривали, будто не обращая внимания на немца, но затем мало-помалу гостиная как-то сама собою приняла то расположение, которое было необходимо. Черный немец очутился в средине большой дуги, образованной рядом кресел, на которых поместились старики; молодежь, окружавшая хозяйку, сгруппировалась по-прежнему, возле нее, и все незаметно придвинулись; только дама в темном платье осталась по-прежнему в отдалении на своем диване. Разговор становился все более и более отрывочным, смех делался сдержанным, все точно ждали и прислушивались, думая, что вот-вот сейчас начнется самое интересное. Но немец, спокойно продолжая разговаривать с оберратом, ничего «не начинал» и ничего необыкновенного не показывал, «может быть, все это – вздор», – мелькнуло у некоторых из гостей.

      Аграфеяа Петровна поняла, что нужно вызвать немца на разговор, которого все ждали.

      – Господин доктор, – обратилась она к нему по-немецки с откровенною решительностью, свойственною только хорошеньким женщинам, уверенным в том, что им будет позволено и всякое желание их исполнено.

      Черный доктор склонился, почтительно слушая.

      Бестужева прямо поставила вопрос ребром:

      – Мне говорили, что вы – особенный человек и обладаете такими удивительными знаниями, что вам доступны вещи сверхъестественные…

      Немец, прищурив глаза, ответил:

      – Могу вас уверить, что на земле нет ничего сверхъестественного… Все очень просто и обыкновенно, если знать, и только для незнания таинственно.

      – Ну, это нам все равно, – задорно сказала Бестужева, – мы ждем от вас чего-нибудь такого… удивительного…

      И она улыбнулась немцу, смягчая этою улыбкой резкость своей намереннее откровенности.

      – Извольте, – согласился доктор, улыбаясь в свою очередь. – Ровно сто лет тому назад…

      Все притихли, довольные, что «началось»; одна лишь Бестужева не могла успокоиться.

      – Что же это будет, доктор? История? – спросила она.

      – Ровно сто лет тому назад, – продолжал он, не слушая, – в этот самый час был окружен врагами один монастырь, где заперся с небольшим отрядом ратников военачальник, твердо решивший не сдаваться. Напрасно враги шли на приступ, напрасно лезли на высокие стены и ломились в ворота – все усилия их были напрасны. Наконец, нашлась двое изменников, которые тайно впустили врагов внутрь монастыря; они вошли ночью и бросились на его защитников. Военачальник с горстью ратников кинулся в церковь и там был убит, защищаясь до последней возможности, кровь его, пролитая на церковный пол, так и осталась на камне: когда ее смывали, она выступала