В огненном плену. Карен Мари Монинг

Следующие слова Бэрронс произносит вслух, и тепло в его голосе выбивает меня из колеи.

      – Ты больше не живешь, Девочка-Радуга.

      Я тáю, когда он так меня называет. Бэрронс умудряется произнести эти два слова так, что мне кажется, словно он произнес тысячу, и я начинаю светиться. Эти слова говорят мне, что он видит милую-и-розовую Мак, которой я была, когда только приехала сюда, видит черную-и-убийственную Мак, которой я стала (за вычетом времени, когда я покрыта Невидимыми блохами), и видит все возможные инкарнации между этими полюсами. И хочет их все.

      Я знаю, что больше не живу. Никто не может знать это с большей полнотой и уверенностью, чем я. И меня от этого выворачивает. Пассивность не в моей природе, я давлюсь ею, я тону в ней, а Книга жестко держит меня в заложниках за метафорические яйца.

      Я смотрю на Бэрронса и говорю ему то, что не сумела заставить себя произнести вслух.

      «Сегодня я убила Серую Женщину».

      Уголок его сексуальных губ приподнимается.

      – Праздничный день. Самое время.

      «И еще я убила одного из Хранителей».

      – Ах, он вам помешал.

      «Не знаю, что там произошло. Я отключилась».

      Обычный человек был бы шокирован, был бы в ужасе, потребовал бы рассказать, что случилось. Взгляд Бэрронса не меняется, и он не задает мне вопросов. Он сводит дебет с кредитом:

      – Вы отняли две жизни и спасли тысячи.

      «Ты можешь сколько угодно подводить итоги, но результат не оправдывает средств», – молча говорю я, злясь на то, что Бэрронс придал значимость разговору, которого я не хотела, и вывел его на вербальный уровень.

      – Спорное утверждение.

      «Я потеряла над собой контроль. Книга захватила меня и заставила убить. Сказала, что я машина, а она водитель». Даже непроизнесенные слова ножами застывают в воздухе и ранят меня.

      – Мы будем лучше тренироваться.

      «Я ненавижу се…»

      – Никогда не говори так.

      – Я и не сказала, – бормочу я.

      Действительно ведь не сказала.

      – Ты та, кто ты есть. Найди способ жить с этим.

      – Проще сказать, чем сделать.

      – Кто-то когда-то убедил тебя, что жить легко. Ты ему поверила, – насмехается Бэрронс.

      – Я просто не понимаю, почему все они должны приходить сюда. Почему бы не устроить этот маленький совет в «Честерсе»?

      Я резко меняю тему.

      Словно словесный танцор, Бэрронс позволяет мне его вести, и я знаю почему: с его точки зрения, разговор в любом случае закончен. На его руках кровь бесчисленных жертв, мне же сложно справиться и с одной. Для него этот день ничем не отличается от других: я одержима злобным демоном и согрешила. Завтра я снова попытаюсь справиться с собой. И снова могу согрешить. А могу не согрешить. Завтра всегда наступает. Для меня и для демона. Несмотря на мою ужасную оплошность, мои действия спасут бесчисленное количество жизней. Бэрронс смотрит на события с расстояния в тысячу ярдов, у него совесть бессмертного. Я до такого состояния еще не доросла. И не знаю, смогу ли когда-нибудь