Князь: Зеркало Велеса. Заклинатель. Золото мертвых (сборник). Александр Прозоров

у озера порубал. Батюшка, вестимо, еще долго отдыхать будет. Но как поднимется, пусть видит, что ты делом занят. А то гляди, передумает, не возьмет тебя в поход, не даст сабелькой вострой побаловать.

      – Это что – награда такая, да? – не утерпел от сарказма Андрей.

      – А ты, что, в смерды решил податься, барчук, али в юродивые? – тем же тоном ответил Белый. – Без сабли ныне и в монахи не возьмут. Святым отцам тоже копьем и саблей стены монастырские то и дело оборонять приходится. Ты не беспокойся, я тебя понимаю. Как сам первый раз в поход сбирался, тоже в животе свербило. И хотел идти – ан душа все едино в пятках сидела. Иди лучше, броню надень. А я пока серого оседлаю. Кистенем помашешь часок, тревога и уйдет.

      Кистенем паренек махал не час, а до обеда, начавшегося далеко за полдень. На трапезу собрались уже все участники вчерашнего пира – мужики опять пили вино, кричали здравицы хозяйке, боярину и Андрею. Сам Зверев предпочел сегодня вина не касаться – при одном взгляде на кубок его мутило. Обошелся квасом и пряным горячим сбитнем, что тоже стояли на столе.

      – Ты, вижу, молодец, сын, – отметил Василий Ярославович после того, как холопы выпили за его супругу. – Времени зря не теряешь. Но одно дело баб снежных разить, а другое – ворога живого да ловкого. Вечор смерды из Бутурлей наябедничать успели, что волки им досаждать начали. Двух буренок зарезали, в овчарню раз забрались. Все про волкодлаков талдычат неуязвимых. Посему, мыслю, надобно нам показать серым, кому земли сии Богом дадены. На охоту завтра поедем. На волков. Там удаль свою и покажешь. Повеселимся да и дело доброе сотворим. Чай, наших смердов забижают. Прощать такое не с руки!

      После этой речи хозяин с хозяйкой удалились, и холопы устроили гомон, вспоминая что-то из минувшего похода. Андрей, чувствуя себя в компании чужим, переложил себе запеченную куриную полть, наскоро обглодал косточки и тоже ушел. В седле с рогатиной он чувствовал себя куда более уверенно, нежели за столом с незнакомыми мужиками.

      Утром Пахом разбудил его еще затемно, помог собраться при свете лампы. Саблю с собой сказал не брать, оставить на поясе только ножи и ложку, помог верно заправить в рукав кистень – чтобы и не вываливался, пока не нужен, и не застрял, коли понадобится, – посоветовал вместо поддоспешника надеть ферязь, вытащил из сундука зипун.

      – Прочее Осип в сумки положил, – кивнул он. – Пошли.

      На дворе стояли уже оседланные лошади, подворники увязывали на их спинах чересседельные сумки, крепили саадаки.

      – Возвращайтесь скорее! – вышла вслед за боярином на крыльцо хозяйка. Крепко его поцеловала, поправила мужу ворот овчинного охабня. Мелко закрестила лоб сыну.

      – Это ты не мне, это ты серым говори… – усмехнулся Василий Ярославович, скользнул ей ладонью по щеке и сбежал вниз, на ходу просовывая руку в ремешок плети. – По коням!

      – Давай, барчук… – Дядька придержал Андрею стремя, кинул в руку повод: – Это твой заводной. С Богом!

      Кавалькада из шести всадников одвуконь шагом выехала за ворота, спустилась по дороге с оледеневшего