Мэгги Кэссиди. Джек Керуак

«Эй, а ты мне нравишься! – ты застенчивый, а я застенчивых люблю!» – и потащила меня, трепетавшего, возбужденного, на танцевальный пятачок, окунув свои огромные глаза в мои, и подтянула мое тело к своему, и сжала меня интересным образом, и заставила «танцевать», чтобы поговорить, познакомиться – запах ее волос меня просто убивал! В дверях своего дома она смотрела на меня, а в глазах по луне, и говорила: «Если ты меня не поцелуешь, я поцелую тебя сама», – и открыла сетчатую дверь, которую я только что закрыл, и прохладными губами поцеловала меня – Мы проговорили о поцелуях, не сводя глаз со ртов друг друга, всю ночь; мы говорили, что нас такие вещи не интересуют – трепет типа: «Я примерная девочка, я верю в х-хмм – поцелуи» – «но в том смысле, что дальше поцелуев – ни-ни» – как в Новой Англии девчонки обычно – «но у тебя глаза похотливые какие, а? Я тебе не рассказывала о парне, совсем незнакомом, он меня обнял рукой на Балу Юных Помощниц Полиции? – Она была Юной Помощницей Полиции.

      – Что?

      – Тебе разве не хочется знать, велела я ему убрать от меня руки или нет?..

      – Ну?

      – Не глупи. Я с незнакомыми мужчинами не разговариваю».

      Полин, каштановые волосы, синие глаза, огромные блескучие звезды на губах – Она тоже обитала у реки, Мерримака, но возле шоссе, около большого моста, рядом с большим ярмарочным и футбольным полем – а через реку виднелись заводы. Много дней провел я там в снегу за разговорами с нею, о поцелуях, до того, как встретил Мэгги. Как вдруг ни с того ни с сего однажды вечером она распахивает эту проклятую дверь и целует меня – подумаешь! В тот первый вечер, когда я ее встретил, я только и вспоминал, что запах ее волос у себя в постели в своих волосах – рассказал об этом Елозе и у него в волосах тоже ее запах почувствовал. Елозу это заинтересовало. Когда я сказал ему, что накануне ночью мы наконец поцеловались (сидя с ним у меня на кровати, а вся банда – Джи-Джей, Скотти, Иддиёт – на стульях у меня в спальне после ужина, болтали о нашей команде, моя мама мыла посуду, а отец у радиоприемника), Елозе захотелось, чтобы я поцеловал его так же, как целовал Полин. И мы поцеловались; остальные даже не перестали трепаться о команде. Но теперь, с Мэгги, все совершенно иначе – ее поцелуи как дорогое вино, у нас его немного, нечасто – таится в земле – редкие, будто коньяк «Наполеон» – а вскоре и вообще закончится. Жениться на ком-то, любить кого-то другого? Невозможно. «Я люблю только тебя, Мэгги», – пытался сказать я, не успешнее, чем с Джи-Джеем о мальчуковых половозрелых любовях. Я пытался убедить ее, что для ее ревности никогда не будет поводов, поистине. Но хватит петь – допою потом – теперь история Мэгги – начало ревности моей, то, что случилось.

      Смертность сердца моего лежит тяжким гнетом, меня швырнут в яму, уже выгрызенную псами долора[12], как паскудного Папу, слишком заигравшегося с легионом молоденьких девчонок, и черные слезы заструятся из глазниц его черепа.

      Ах, жизнь, Господи, – не обретем их больше никогда мы, этих цветочных Новых Шотландий!

12

От лат. dolor – боль, мука, страдание, скорбь.