Гитлер-сюрприз, или Затерянный остров. Ольга Трушкина

Поппер-Душкину, сделал вид, что все прекрасно помнит. – Ах, да! Эта чудная ночь, эта дивная ночь! Ах, зачем эта ночь, так была хороша, не болела бы грудь, не страдала б душа! Ох, душенька, вы такая знойная женщина, как сказал бы поэт!

      – Замолчите, проказник. Вы вгоняете даму в краску! Мы женщины нежные и деликатные существа не можем обсуждать подобные вещи, – и Олимпиада состроила невинные глазки.

      – Прошу меня извинить, мадам, я просто хотел выразить искреннее восхищение вашей неземной красотой!

      – О, милый, Анри, благодарю вас за изысканный комплимент, вы прекрасно знаете, как угодить женщине. Лежите, не вставайте! Сейчас принесу вам утренний кофий, я его уже сварила.

      И действительно, откуда-то доносился чарующий аромат этого божественного напитка. Олимпиада вышла, кокетливо виляя огромным задом. Вскоре она вернулась с красивым серебряным подносом, на котором стояли две маленькие изящные чашки и хрустальное блюдо со свежими круассанами.

      Кружкин с наслаждением сделал глоточек. Кофе был великолепен, ароматный, крепкий, обжигающий. Первый раз в жизни он пил этот напиток, лежа в постели, да еще в такой роскошной!

      «Вот это я удачно зашел! Никогда не видел такой шикарной спальни!» – подумал интеллигент. И действительно, комната была большая и светлая. А ее убранству мог позавидовать любой провинциальный музей. Вся мебель была великолепная, старинная, но в прекрасном состоянии. Стены покрыты бледно-розовой венецианской штукатуркой, на полу лежал узорчатый паркет. Возле окна располагался прелестный туалетный столик, над которым висело огромное зеркало в бронзовой раме. Рядом стоял пухлый уютный диван со светло-розовой же флоковой обивкой, под потолком красовалась огромная хрустальная люстра.

      – Ну, как вам кофий? – поинтересовалась дама, когда Кружкин выпил до дна чашечку и сожрал все круассаны. – Надеюсь вы понимаете, что как честный человек вы теперь обязаны на мне жениться?

      И Поппер-Душкина снова весело расхохоталась. – Да не пугайтесь, мон шер амии, это шутка!

      – Вот как? – Генрих принял гордую позу, выражающую возмущение, – значит для вас это всего лишь шутка? А у меня по отношению к вам самые серьезные намерения. Я, как мальчишка, влюбился в вас с первого взгляда, а вы своей холодностью разбиваете мне сердце! Жестокая! Кровь моя льется, словно махито, о сеньорита, мое сердце разбито!

      – Что вы, Анри! Не принимайте мои слова всерьез, это же просто дамское кокетство! Я тоже к вам неравнодушна, разве вы этого не видите? Неужели вы еще сомневаетесь в моей любви? Обнимите же скорее вашу Лимпочку. Я хочу прижать вас к моему горячему сердцу! – и она сгребла Кружкина в охапку и изо всех сил прижала его к своему пышному бюсту.

      Генрих чуть не задохнулся от сладкого запаха ее духов и крепких объятий.

      Глава седьмая. Разбитые надежды

      Вернулся домой Кружкин лишь к вечеру. За это время Маша успела обзвонить все больницы и морги. Генрих