Василий Темный. Борис Тумасов

тому не бывать. Республика Новгородская не одну сотню лет как под вечевым колоколом родилась, мощи набиралась, эвон, как руки разбросала. Новгород Великий – город торговый, его очи на Литву и Ганзу поглядывают. Новгородцы ни Тверь, ни Москву над собой не признают…

      Конь с рыси на шаг перешел. Князь не стал его торопить, пусть передохнет. Придержали коней и дружинники. Молча едут. Знают, князь не любит словоохотливых гридней. Воин – не женщина на торгу, воина не слово красит.

      Борис приподнялся в стременах, почудилось, человек на дороге. Присмотрелся, ратник.

      Конь потряхивал головой, позванивала сбруя.

      Князь тронул повод, и конь перешел на рысь. Борис подумал, скоро наступит рассвет, покажется изгиб Волги, откроется Тверь, облепленная строениями. Кремник и дворец, Настена с детьми.

      Боярин Семен после пожара хоромы в Кремнике возвел. Нельзя сказать, что роскошные, но о двух ярусах, светлые, тесом крытые, стекольца на окнах венецианские, еще до пожара купленные. Знал, рано или поздно строиться доведется.

      Все хорошо у боярина Семена, да и сам из себя видный, что в росте, что в осанке. Борода еще не в седине.

      Бояре тверские на него виды имели, хороший, завидный жених. Но дворецкий посмеивался: жениться не лапоть надеть.

      Князь Борис сказал как-то:

      – Не пора ли тебе, Семен, семьей обзавестись?

      Отмахнулся дворецкий, ответил со смешком:

      – Не настал еще час, княже.

      И Борис на том успокоился.

      Но однажды дворецкий был в Кашине-городке. Зашел в церковь рубленую обедню послушать. Приход малый, и дряхлый поп читал гнусаво, слова многие проглатывал. Боярин на то внимания не обращал, молился, широко кресты клал. Неожиданно взгляд его упал на стоявшую обочь девицу, совсем юную. В полумраке, в огне редких свечей показалась она Семену красавицей необычной. Пышные волосы платочком прикрыты, сарафан ткани дешевой сапожки прикрывают. А глазаста, очи под бровями соболиными, на боярина и не взглянула, лебедем поплыла.

      У дворецкого сердце екнуло, отродясь таких красавиц не видел. А девица, обедню отстояв, из церкви вышла. Боярин за ней поспешил. Вышел на паперть, Гаврю подозвал.

      – Уследи, Гавря, где живет эта красавица.

      Ждал недолго, не такой Кашин городок большой.

      Но вот прибежал Гавря, выпалил запыхавшись:

      – Дочь она купеческая, а зовут ее Антонидой. Дом неподалеку, за углом…

      Было сватовство и поезд с невестой из Кашина. Пол-Твери гуляли на свадьбе. Вошла Антонида в хоромы дворецкого.

      Гавре молодая жена дворецкого приглянулась, бахвалился Нюшке:

      – Пригожа Антонида и лепна. Добрую жену боярину Семену приглядел я.

* * *

      Тверь пробуждалась под звуки пастушьего рожка, щелканье бича, рев стада.

      Коров и коз выгоняли на луговые травы, на сочные выпаса. И еще солнце не поднялось, как ударят на одной из колоколен и тут же враз зазвонят по всем тверским церквям.

      От кузнечной слободы потянет угольным угаром, и тукнет молот по наковальне,