Василий Темный. Борис Тумасов

наведенными князем Иваном Калитой.

      Ухает колокол каменного собора Св. Спаса Преображения, и мерный звон его разносится по Твери, ее окрестностям, летит в Заволжье. Откликаясь ему, трезвонят колокола церквей…

      Вот такую Тверь и полюбила княгиня Анастасия. И хотя Суздаль и Ростов, с их церквями каменными, монастырями, стенами и башнями затмевали бревенчатую Тверь, но была она, эта Тверь, богата своим приволжским торгом, торговлей хлебной на всю Русь. Купцы тверские цену себе знали и хоть богаты были, но не щедры. И князь Борис у них редко одалживался.

      Иногда княгиня Анастасия думала, чем же так приглянулась ей Тверь? Эвон, в Ростове и Суздале все благостно, особенно когда бьют колокола и их перезвон стелется над городами и лесами, полями и озерами. А Тверь не жила тихо, она была суетливая, хлопотная. Во всем, чем жила Тверь, княгиня Анастасия видела соперничание с Москвой. В политических пристрастиях она с первых дней встала на сторону Твери. И даже в величии она была тверичанка. Такую Тверь, с ее горькой судьбой, полюбил и великий князь Борис Александрович. В какие края не забрасывала бы его судьба, в Орду ли, в Литву, не видел он красивее отчей земли.

      Возвращаясь с охоты, любовался, как поднялись яровые хлеба, колос ржаной наливается, скоро золотом отольет. На опушке ближнего леса разлилось озерцо. Вдоль берега оно поросло зеленью молодого камыша. По озеру плавал выводок диких уток.

      Если объехать озеро стороной и чуть углубиться в лес, дорога приведет на заимку к пасечнику Матвею.

      А дальше, где, казалось бы, самая глушь, скит отшельника Пахомия…

      Понимал князь Борис Александрович, в обустройстве уступает Тверь и Суздалю, и Ростову, где церкви красивее и монастыри богаче, но через Тверь шел торговый путь с севера на юго-восток. Хлеб и всякое сырье – богатство тверское.

      Торговый люд по Волге, Мологе и Тверце плавал, и все дань князю платили. Теперь Москва у Твери на пути поднялась, а ко всему митрополия в Москве. Да и тверские монастыри московским уступают, что женский Софийский, что мужские – Отрочь и Шошенский. Но князь верит, настанет тот день, когда и по святости, и по богатству превзойдут тверские монастыри московские. Но на то время надобно.

      И князь Борис мечтой этой жил. Доколь князю тверскому голову клонить перед московским князем?

      Вот и Анастасия об этом же в первую брачную ночь сказала. Хоть и обидно было Борису слушать это, а согласился.

      С утра боярин Черед отправился на дальнюю вырубку, где артель, наряженная боярином Морозовым, лес заготавливала для Кремника.

      Издалека послышались удары топоров, треск и грохот падающего дерева.

      Выбрался Черед с дворовыми на полянку, мужики уже сучья обрубали. Глухо стучали топоры, въедаясь в дерево. Бригадир, оголенный по пояс, хрипло распоряжался.

      Заметив слезавшего с коня боярина, подошел неторопко. Черед промолвил:

      – Князь Борис говорил, ты мастеровых загонял?

      – То с какой стороны глядеть, – почесал бороду бригадир. – А вот коли бы с моей, то мы за третий десяток дерев валим.

      Тут