Чудо. Эмма Донохью

была привилегированной медсестрой, – ответила вместо этого Либ.

      – Волонтером?

      Либ хотела уточнить, но старик понял ее неправильно, и ее лицо запылало. Право, зачем смущаться? Мисс Н. всегда напоминала своим медсестрам, что получение оплаты ничуть не умаляет их альтруизма.

      – Я хотела сказать, что была одной из обученных медсестер, в отличие от медсестер из низших сословий. Мой отец был дворянином, – глуповато добавила Либ. – Правда, не зажиточным, но все же…

      – Что ж, очень хорошо. Давно вы работаете в госпитале?

      – В сентябре будет три года.

      Это само по себе примечательно, поскольку большинство медсестер задерживались не более чем на несколько месяцев – безответственные поломойки. Не то чтобы Либ там особенно ценили. Она слышала однажды, как главная медсестра называет ветеранов Крымской кампании мисс Н. заносчивыми.

      – После Шкодера я работала в нескольких семьях, – добавила Либ, – и ухаживала за родителями до их смертного часа.

      – Вам приходилось ухаживать за ребенком, миссис Райт?

      Она замялась, но лишь на миг.

      – Полагаю, подходы одни и те же. Так мой пациент – ребенок?

      – Анна О’Доннелл, – кивнув, произнес доктор Макбрэрти.

      – На что она жалуется?

      Доктор вздохнул.

      Стало быть, что-то фатальное, решила Либ. Но болезнь затяжная, раз еще не убила девочку. Скорее всего, чахотка, обычная в этом сыром климате.

      – Она не то чтобы больна. Ваша единственная обязанность – надзирать за ней.

      Занятный глагол. Как та ужасная сиделка из «Джейн Эйр», нанятая для ухода за душевнобольной, которую держали в мансарде.

      – Я приехала сюда, чтобы караулить ребенка?

      – Нет, просто наблюдать.

      Однако надзор лишь первый элемент пазла. Мисс Н. учила медсестер наблюдать, чтобы понять, какой уход требуется больному, и обеспечить его. Не медицинскую помощь – это забота врачей, – но есть то, что, по ее мнению, не менее важно для выздоровления: освещение, воздух, тепло, чистота, покой, удобство, питание и беседы.

      – Насколько я понимаю…

      – Боюсь, не понимаете, и в этом мой просчет.

      Макбрэрти оперся кулаком о край умывального столика.

      Либ хотела было предложить старику стул, но побоялась обидеть его.

      – Никоим образом не хочу создавать у вас предвзятое мнение, – продолжал доктор, – но могу сказать лишь, что это совершенно необычный случай. Анна О’Доннелл утверждает – или, скорее, утверждают ее родители, – что она не принимает пищу со своего одиннадцатого дня рождения.

      – Тогда она, видимо, больна, – нахмурилась Либ.

      – Но неизвестной болезнью. Неизвестной мне, во всяком случае, – поправляя себя, сказал Макбрэрти. – Она просто не ест.

      – Вы имеете в виду твердую пищу?

      Либ была наслышана о пристрастии некоторых утонченных современных мисс питаться отваром из маранты или крепким мясным бульоном.

      – Вообще никакого питания, – поправил ее доктор. – Она не может принять