.

ударил его в ухо. Левенчук зашатался и уронил шапку.

      – А ну, еще! – сказал он, стоя бледный, как был, и выжидая нового удара.

      – Бью! Что же? Ну, бью! – крикнул Антропка и опять ударил.

      – А ну, еще!

      – И еще бью! Вот как!

      Антропка ударил еще раз.

      – А еще будет?

      – Будет и еще! – крикнул Аптропка, свистнувши снова в упорно-терпеливое ухо Харька.

      – А! – зарычал в свой черед Левенчук, – теперь и ты уж держись; я тебе покажу, как добрых людей даром бить!..

      И, как буря, он кинулся на поварчонка, смял его, как клок сена, сгреб под себя и стал его бить без милосердия по глазам, ушам и по затылку.

      На неистовые вопли Антропки сбежалась вся дворня полковника, а мужчины и бабы его выручили.

      – Кто это его, кто? – спросил Абдулка, явившись на подмогу другим, уже отливавшим водою до полусмерти избитого Антропку.

      – Вот он!

      – Кто это?

      – А бог его знает кто! – отвечали бабы, указывая на Левенчука, входившего уже в шинок.

      Абдулка побежал за ним вдогонку и на бегу, в сенях шинка, спросил собиравшихся косарей:

      – Где тут этот разбойник?

      – Уж и разбойник! Разбойники – те, что нанимают по два рубля, а расплачиваются по полтиннику! – ответили из толпы.

      – Ты бил нашего повара? – запальчиво крикнул Абдулка, вскочив в шинок и с выкатившимися, рассвирепевшими глазами став перед носом Левенчука.

      – Я бил. Ну, а ты чего?

      Лицо Харька было зелено, губы его дрожали.

      – Э, до меня так скоро не доберешься! – крикнул татарин, озираясь по хате, куда уже, чуя грозу, начинали собираться любопытные с надворья.

      – Посмотрим!

      – Посмотрим!

      Абдулка скинул поддевку.

      – Выходи на простор, – закричал он, – выходи из хаты на простор!

      Конторщик, бежавший сюда, стал было его останавливать.

      – Не замай, Савельич, а то и тебе бока намну! – бешено зарычал Абдулка и вышел из хаты, сопровождаемый конторщиком и толпою и на ходу распоясываясь.

      – Что это они до тебя? – спросили Харька оставшиеся в хате косари.

      Левенчук бросил на стол три целковых.

      – Пейте, братцы, за мою душу пейте! – сказал он тоскливо и вышел, также снимая свитку.

      Не успел он показаться на дворе, как на него разом накинулись Абдулка, Самуйлик и прежде побитый поварчук.

      Первые двое стали его вязать, а озлобленный Антропка схватил полено и стал им бить Харька по чему попало.

      Часть косарей приняла сторону Харька.

      – Пустите его, что вы, душегубцы! Ведите к барину, если он что сделал, – говорили косари. – Мы и сами пойдем жаловаться: нам расчет не тот дают!

      – Нет, не поведем его туда! Тут его живого в землю зароем! – бешено кричал Абдулка, колотя Левенчука.

      Мигом Левенчука связали.

      – В суд его, в стан! – горланила полковницкая дворня.

      Побежали за телегой.

      – Еще веревок! – кричал Абдулка. – А! Ты в барский двор ходишь да еще и дерешься! Веревок еще! Повозку скорее!

      Привели лошадей,