В добрый час. Элизабет Вернер

человек тем временем, как бы боясь дать себе минуту на размышление, быстро прошел переднюю и отворил дверь в комнату.

      Марта сидела у стола, против обыкновения праздно сложив руки; она не подняла головы, когда он вошел, и, по-видимому, не обратила внимания на то, что он остановился совсем рядом. Ульрих сразу заметил, что она плакала.

      – Ты сердишься на меня, Марта, что я был опять груб с тобой? Я очень жалею… Что ты на меня так смотришь?

      – Потому что ты, кажется, первый раз в жизни жалеешь об этом. Прежде ты не считался с тем, как я воспринимаю твои выходки, а потому и сегодня оставь меня в покое.

      Она сказала это холодно и жестко, но это не смутило Ульриха. Слова отца, должно быть, сильно подействовали на него, и он ответил ей непривычно мягко:

      – Я знаю, что гораздо хуже других, но измениться не могу, и потому прими меня таким, каков я есть, возможно, тебе удастся меня исправить.

      При первых словах Ульриха девушка с удивлением взглянула на него и, вероятно, прочитав на его лице что-то особенное, сделала порывистое движение встать, но Ульрих удержал ее.

      – Останься, Марта, мне надо с тобой поговорить! Я хотел тебя спросить… ну, я совсем не умею складно говорить, да это и лишнее. Ты моя двоюродная сестра, мы много лет живем под одной крышей… Ты отлично знаешь, что я за человек… знаешь также, что я всегда любил тебя, несмотря на то, что мы часто спорили… Хочешь стать моей женой, Марта?

      Предложение было сделано неожиданно и резко, одним порывом, но уж такова была манера жениха. Он глубоко вздохнул, как будто гора свалилась с плеч, когда он произнес эти слова.

      Марта сидела все так же неподвижно; ее обычно цветущее лицо страшно побледнело, но она не колебалась ни минуты и чуть слышно, но твердо сказала: «Нет!»

      Ульрих решил, что ослышался.

      – Нет? – переспросил он.

      – Нет, Ульрих, не хочу! – повторила девушка тем же глухим, но твердым голосом.

      Молодой человек обиженно выпрямился.

      – В таком случае мне лучше было бы не говорить об этом. Отец, видно, ошибся… и я тоже… Не сердись, Марта!

      Оскорбленный в своей непомерной гордости таким быстрым отказом, Ульрих хотел выйти из комнаты, но, взглянув на Марту, остался. Она встала со своего места и ухватилась обеими руками за спинку стула, будто желая удержаться на ногах. Девушка не проронила ни слова, но губы ее дрожали и бледное лицо выражало такое безысходное горе и страдание, что Ульрих невольно подумал, что отец был прав.

      – Я думал, что ты меня любишь, Марта! – сказал он с легким упреком.

      Она быстро отвернулась от него и закрыла лицо руками, он услышал глухие, еле сдерживаемые рыдания.

      – Конечно, я должен бы знать, что слишком жесток и груб для тебя. Ты боишься, думая, что после свадьбы я стану, пожалуй, еще хуже. Лоренц больше годится тебе в мужья, он всегда будет исполнять твою волю.

      Девушка покачала головой и медленно повернулась к нему лицом.

      – Я не боюсь тебя, хотя ты часто бываешь груб и суров. Я знаю, что ты не можешь