Аскольдова тризна. Владимир Афиногенов

кто блажит о сожжении складов.

      – Возьму, но думаю, племянничек, послать к Гостиному двору дополнительную охрану. Эти мерзавцы, если кинутся туда, не токмо сожгут наши склады, но начнут грабить там все подряд. Считай, рассорят Новгород со всеми заморскими гостями…

      Князь согласился с родственником, и Ветран отослал часть дружины, которая выехала к Гостиному двору через задние ворота. Но тут пробились с его внешней стороны три дружинника без шлемов, мечей, в одежде, изодранной толпой в клочья, и доложили, что на подмогу гончарам подошли ковали, похватавшие из кузниц выкованное ими оружие, некоторые в кольчугах.

      – Может, вынестись на конях да и разогнать толпу? – предложил все тот же сивоусый Ветран.

      Рюрик потеребил рукой крутой подбородок.

      – Да это уже не толпа, дядя, а вооруженный народ. С ним, если что, уже нужно сражаться. Погодим… А пошли-ка ты втайне за посадником. Да… Лучше сам привези его сюда. Через задние аль боковые ворота, пока они свободны.

      Толпа начала наседать со стороны Волхова, часть ремесленников кинулась ко двору одного богатого купца – грабить… На подворье заголосили бабы, закудахтали куры, загоготали гуси, выпущенные из клетей, стали носиться по двору, завизжали освобожденные из хлева свиньи; люди, вооруженные дубьем и самодельными ножами, в основном нищета, ловили живность, вспарывали животы домашним животным и скручивали головы птицам. Тут же развели костры, начали жарить мясо и, разграбив медуши, опустошать одну за другой баклаги с крепкими напитками, обливая грудь и животы.

      – Слава Перуну, что чернь хмельное льет, – это лучше, нежели бы кровь проливала… – произнесла мать Рюрика Умила, оказавшаяся на заборной стене, куда взошел сам князь.

      Рюрик вздрогнул:

      – Матушка, ты зачем здесь?

      – Ничего, я рядом с тобой побуду. Может, совет какой дам…

      – Нет-нет, вон у толпы уже откуда-то луки со стрелами появились… Начнут стрелять.

      И впрямь, стрела со свистом пролетела мимо, с коротким тупым стуком впилась железным наконечником в козырек навеса, и на головы Умилы и ее сына посыпалась древесная труха. Один из рынд натянул было тетиву своего лука, но князь остановил молодца:

      – Не отвечать!

      – Княже, но они ведь могли попасть в твою матушку…

      – Молчи! – снова резко прикрикнул на него Рюрик».

      Воин прикусил от обиды губу.

      Князь еле уговорил мать спуститься вниз, ссылаясь на то, что она своим присутствием увеличивает среди его бойцов опасения за ее жизнь. С гордостью подумал: «Бесстрашная!.. Она вела себя так и тогда, когда я отбивал у Готфрида-датского Аркону…»

      Еще несколько стрел впились в навес. Дружинники опять вопросительно взглянули на своего господина: какие будут приказания?.. Но князь пока не отдавал их, храня молчание. «Нельзя сейчас предпринимать никаких ответных действий. Надо подождать! Кому-то, жрецам например, очередное кровопролитие было бы на руку…»

      А дело принимало