Дух времени. Анастасия Вербицкая

неё нарочно, из-за её страсти к мягкой мебели, купил Тобольцев. Прижавшись к зятю, она глядела на него с наивным восторгом. И так они просиживали час, полтора, рассматривая художественные альбомы, иногда перекидываясь мыслями и впечатлениями. Чаще всего он рассказывал ей о своем кружке, о будущей пьесе. «С тобой хорошо говорить… умеешь слушать!.. В женщине это редкая способность!» – ласково объяснял Тобольцев.

      В восьмом часу Лиза со вздохом вставала. «Пора!.. Проводи меня, Андрюша, полдороги…» Ей нравилось делать тайну из этих визитов. Впрочем, она не ошибалась. Никто, начиная с Анны Порфирьевны, не одобрил бы этой близости.

      А Тобольцев «закатывался» на всю ночь почти на репетицию. И чем дальше шло время тем труднее было его застать.

      Нередко Лиза, в полусвете зажженной лампы, сидела на тахте, поджав ножки и съежившись, как замерзающая птичка. А со стола глядела на неё странно похожая, до жуткости похожая Лилея.

      Няня не любила «цыганку», как, впрочем, не любила и «верченую» Фимочку. Но когда Лиза так сидела, поджав ножки и медлительно отсчитывая часы, бледная, затихшая, – у нянюшки сердце сжималось. «Не хотите ли чайку, Лизавета Филипповна?» – предлагала она. И под разными предлогами заходила в комнату. Но Лиза покачивала черной головкой и не меняла позы.

      В половине восьмого она вставала, крепко сжав тонкие губы, сдвинув брови. И от бледности черная родинка ещё резче выделялась на её подбородке. Она шла бесшумной поступью в переднюю. Нянюшка мгновенно вырастала на пороге.

      – У, непутевый! – ворчала она. – Вы заезжайте завтра, Лизавета Филипповна. Батюшки! Завтра у него лепетиция… Упреждал меня… А нонче, кто его знает, куды сгинул? А может, он к вам проехал? – обнадеживала добрая старушка.

      Запахнувшись в ротонду, Лиза молча глядела на нянюшку, и только вспыхнувшие зрачки её выдавали загоревшуюся в сердце надежду…

      – Цыганка была, – сообщала нянюшка на другое утро.

      – Лиза? – Ах, какая досада! – И он ехал в Таганку, чтоб потихоньку извиниться перед невесткой… В сущности, он это делал только для нее. Самому ему Лиза была теперь менее нужна, чем когда-либо.

      А она днями лежала на кушетке, устремив в одну точку глаза, в которых притаилось чувство ужаса перед чем-то темным и грозным, что нависло над её жизнью.

      Один раз, видя Лизу тоскующей, Тобольцев сказал ей:

      – Лизанька, в сфере чувств надо жить так, будто нам суждено прожить один только день… Понимаешь?

      Наши чувства не должны заботиться о завтра… И надо заметь непосредственно наслаждаться каждым моментом. В этом тайна счастья.

      – Не умею, – глухо отвечала Лиза.

      – А в то же время, милая Лизанька, надо создать себе цели, идейные интересы… И в этой сфере стремиться к вечности, как будто бы нам предстояло бессмертие… В этом-то сочетании вечности с мгновениями будет истинный смысл жизни…

      Она безнадежно глядела перед собой.

      – Идея… Какая насмешка! Научи… Укажи!.. Моя жизнь темна, потому что у меня нет цели. Но у кого из нас она есть?

      Его глаза потемнели.