Территория книгоедства. Александр Етоев

А из пасти каждой по Ленину бьет тоненькая струйка воды. Простенько, но с изюмом, как выражаются герои Аксенова.

      В коллекции есть не только Ленины, есть и Сталины. История их напоминает ночной кошмар – когда идешь по гулкому подземному коридору, а навстречу из провала дверей вышагивает безмолвным строем каменная процессия двойников.

      Шутка в том, что все это не ночной кошмар. Это было на самом деле. И не с кем-нибудь, а лично со мной.

      Работал я тогда в Эрмитаже. И однажды, не помню уже зачем, меня и пару других «обозников» послали в эрмитажный подвал. Понятие «эрмитажный подвал» – загадочное и очень зыбкое. Оно из того же ряда, что и легендарные пещеры Лихтвейса, критский лабиринт царя Миноса или истоки реки Амазонки. То есть многие что-то слышали, но толком никто не знает.

      По сути, эрмитажный подвал – это сетка сообщающихся сосудов, наполненных предметами и явлениями.

      Где-то здесь под плитами пола хоронится золотая пластина, положенная когда-то на счастье при закладке дворца.

      Здесь живет призрак террориста Халтурина; его видели не однажды то крадущимся с адской машиной, то прячущим под полу халата упаковку с надписью «Динамитъ».

      И подобных «здесь» в эрмитажном подвале столько, что на все не хватит чернил.

      Итак – послали нас однажды в подвал. Вел нас местный Дерсу Узала, великий мастер такелажных работ и бригадир всех эрмитажных «обозников» Валера Кобылин-старший. Фонарик в его руке выхватывал из подвальной тьмы то какого-нибудь сантехника дядю Лешу, прикорнувшего на мохнатом ватнике в ожидании ближайшей получки, то фрагменты Пергамского алтаря, позаимствованные среди прочих трофеев из собрания Дрезденской галереи. Под ногами визжали кошки, огромные подвальные пауки провожали нас печальными взглядами. Идти было зябко и неуютно, и вовсе не от подвальной сырости. Если бы не Кобылин-старший, неизвестно, какими жертвами обернулся бы нам этот поход. Сколько мы шли, не помню. Кажется, очень долго. И вот рука бригадира отпирает стальную дверь, яркий свет фонаря наполняет каменную пещеру… А дальше – чистый сюрреализм.

      Помните песню Галича: «Вижу, бронзовый генералиссимус шутовскую ведет процессию»? Здесь было то же самое. Бюсты, памятники, мрамор, бронза, гранит. И все – одному божеству. Все – «великому Сталину». От югославских коммунистов, от команды рыболовецкого траулера «Комсомолец Амура», от пионеров Череповца…

      Для чего это все хранилось? Почему в Эрмитаже? Или вправду – «уверена даже пуговица, что сгодится еще при случае»? Я не знаю.

      Тревожную эту ноту хочется сменить на веселую. А что может быть веселее, чем подвыпивший Чижик-Пыжик? Или принюхивающийся к уличному бензину на Вознесенском проспекте нос майора Ковалева?

      Мы с вами живем в удачное время. Разве при прежней власти можно было подумать о памятнике Чижику-Пыжику? Да любому советскому скульптору, будь ты хоть самим Аникушиным, стоило лишь заикнуться об этом, и психушка ему была обеспечена стопроцентно.

      Самый