Поздний развод. Авраам Иегошуа

отключает шланг при помощи заглушки и, согнувшись, продирается сквозь заросли, чтобы закрыть кран, после чего направляется ко мне. На ней просторная хлопчатобумажная блуза, которую Яэль купила ей в прошлом году, на ее сильных ногах – крепкие фермерские башмаки, неприбранные светлые волосы окружены странным светом, оттеняющим ее загорелое, в веснушках лицо, придавая ему даже некоторую игривость. В минуту, когда все они в один голос заверили меня, что малышка вылитая копия бабушки, они похитили ее у меня.

      Я пожал ее руку:

      – Как поживаете?

      Она смущенно улыбается, изящно наклонив голову, но не произносит ни слова.

      – Яэль прислала этот вот порошок для собаки. Что-то вроде витаминов. Не скажу точно, какие именно. Полагаю, это надо смешивать с едой. А это – немного клубники для вас… купил по дороге… отличные ягоды…

      Она кивком благодарит меня, глаза ее блестят, она осторожно берет пакеты, не переставая улыбаться. Будь у меня время, я написал бы книгу о взаимосвязи между улыбкой и сумасшествием. Некоторое время мы стоим так, чувствуя себя неловко, затем, поддерживая друг друга, подходим к стульям, расположенным среди деревьев, и садимся. Она продолжает неопределенно улыбаться, как-то автоматически покачивая головой.

      – Итак, он прибыл позавчера, – начинаю я самым благожелательным тоном в манере почти что эпической.

      Она слушает безмолвствуя.

      – Выглядит он хорошо, конечно, он постарел, но кто не…

      Ее глаза сияют.

      – Он все еще жалуется на судороги в шее?

      Наконец-то она заговорила. Интересно, с какой частотой это будет происходить.

      Судороги в шее? Я этого не заметил… О чем это она говорит?

      – Судороги?

      Но она не отвечает. Она вглядывается вдаль.

      – Он все еще не привык к разнице во времени. Ночью он бодрствует, а весь день спит.

      Она испытующе смотрит на меня.

      – Ему не следует доставлять вам неудобства… там дети…

      – Никаких неудобств. С чего бы? Гадди так счастлив его увидеть.

      Имя Гадди успокаивает ее. Она закрывает глаза. Собака выбирается из кустов и виляет хвостом. Цепь она тянет за собой. Она обнюхивает землю, потом обнюхивает меня, обнюхивает пакеты, облизывает их, скулит, вертится и, наконец, пролезает между ножками стула.

      – Яэль, должно быть, ужасно устает…

      – Да нет… разве что немного… все хорошо, так что…

      – Давайте ей отдохнуть. Не давите на нее.

      – В каком смысле?

      Но она не ответила. Что она в действительности думала обо мне? Сначала, когда с ней все было в порядке, я ощущал с ее стороны едва ли не презрительную надменность, а теперь, в последние годы, – мягкую любовь умалишенной. Аси и даже Цви… она исчезла из их жизни, и только Яэль заботилась о ней, а я заботился о Яэли.

      Тишина. Кристально чистый весенний воздух. Струйка воды, вытекающая из шланга.

      – Здесь