Просветленные не ходят на работу. Олег Гор

взгляд монаха стал напоминать булавку, и я затрепыхался насаженной на него бабочкой. – Сотовой связи тут все равно нет. Одежду мы тебе предоставим… деньги тебе не понадобятся… ну, что?

      Я открыл рот, собираясь сказать, что привык к определенным вещам, к тому, что у меня всегда… И тут же понял, что все это ерунда, что из крохотного сарая, ставшего моим жилищем, я не создам комфортного гостиничного номера и что никакие предметы мне в этом не помогут.

      – Давай, неси вещи. Посмотрим, что у тебя там, – велел брат Пон.

      Рюкзак он изучал с видом дотошного таможенника, разыскивающего контрабанду. Заглядывал внутрь мельком, ничего не вытаскивал, но возникало ощущение, что все взвесил и оценил.

      – Зубную щетку и пасту можешь оставить, – сказал монах, вынимая названные предметы из кармана. – И еще бритву с кремом. Остальное пока будет храниться у меня.

      Удивительно, но в этот момент я ощутил не раздражение по поводу того, что меня лишают практически всего, а горячую благодарность за то, что мне позволили оставить хоть что-то!

      Завтрака обитателям вата Тхам Пу не полагалось, а на обед я получил тот же рис с овощами. Мне выделили старую деревянную миску, и на этот раз я помыл свою посуду сам, вместе с двумя монахами помоложе спустившись к Меконгу, да еще и помог им отскрести кастрюлю.

      Попытка затеять разговор успеха не имела – то ли служители Будды и в самом деле не знали английского вообще, то ли брат Пон запретил им общаться со мной, но в любом случае они лишь улыбались и разводили руками.

      Я же по-тайски мог произнести лишь несколько слов.

      Но все это, как и скудная трапеза, меня не расстроило, поскольку, избавившись от вещей, я пребывал в неожиданно благодушном настроении. Проблемы, одолевавшие меня последнее время, отступили на приличное расстояние, остался только я сам, почти не имеющий к ним отношения.

      – Пойдем, – сказал брат Пон, когда мы вернулись с реки. – Займемся делом.

      Я приободрился, думая, что сейчас меня начнут учить медитации.

      – Вон там, в сарае, ты найдешь лопату, – продолжил монах, и эта фраза опустила меня с небес на землю.

      Лопата? Но зачем?

      Ответ на этот вопрос я получил быстрее, чем хотелось бы.

      Мы оставили храм за спиной и углубились в джунгли, но лишь для того, чтобы остановиться у дерева, что выглядело бы высохшим, если бы не небольшой пучок зеленых листьев на верхушке.

      А так ничего особенного – серая морщинистая кора, ствол толщиной в руку, высотой метров в пять.

      – Ты должен его выкорчевать, – сказал брат Пон.

      – Зачем? – спросил я, ощущая разочарование и недовольство.

      Ждал медитаций и великих истин, а вместо них подсунули скучную и тяжелую работу.

      – Потом узнаешь. И надо справиться до заката, иначе толку не будет.

      И он уселся чуть в сторонке, скрестил ноги и положил руки на колени.

      Ну а я принялся за дело.

      Земля оказалась мягкой, лопата, несмотря на помятый вид, острой, и я воспрянул