Просветленные не ходят на работу. Олег Гор

же изменчивое, как и все остальное, находящееся с каждым элементом «меня» в неразрывной связи. Пульсирующие обрывки, тысячи живых осколков, клочков не пойми чего, что существуют лишь мгновение, а затем исчезают, уступая место новым.

      А потом меня будто потянуло вниз, и я почти ощутил удар задницей о землю.

      – Вот так это примерно и выглядит, – сказал брат Пон, удовлетворенно потирая руки.

      Я попытался что-то сказать, но не смог, лишь подвигал губами, изображая выброшенную на берег рыбу.

      – В магазин надо сходить сегодня, – продолжил монах. – И сделать это должен ты. Отправляйся.

      Я кивнул и поднялся.

      О собаках я в этот момент и не вспомнил.

      До деревни я добрался в совершенно спокойном душевном состоянии.

      На том месте, где меня не так давно встретили лаем, рычанием и щелканьем клыков, даже не приостановился. Про испытанный страх подумал, но не дал ему овладеть собой, не ускорил хода, не стал озираться по сторонам, продолжил дышать так же ровно и шагать неспешно.

      Может быть, оттого, что я не боялся, а может, потому, что солнце нещадно палило… Но ни одной собаки я не встретил.

      В деревне все было точно так же, как и несколько дней назад, – неподвижный старик под навесом, жужжащие над ним мухи, наполовину пустая бутылка рома. Взрослые смотрели на меня без любопытства, дети таращили глазенки и шептали «фаранг».

      Занервничал я, только входя в магазин…

      Вдруг брат Пон ошибся или хозяин забыл, что он должен передать в Тхам Пу?

      – А, хай-хай, – сказал тщедушный обладатель цветастой рубахи и гнилых зубов. – Реди-реди.

      Последнее означало, видимо, что он готов к моему визиту.

      Из-под прилавка явился тяжелый угловатый сверток, источавший горький аромат. Осторожно, чтобы ни в коем случае не уронить, я положил его в сумку и, не произнеся ни единого слова, покинул магазин.

      Пересек деревню в обратном направлении, последний дом остался позади, и тут в кустах справа мелькнула мохнатая черная тень.

      – О нет… – успел прошептать я, и тут свора ринулась на меня.

      Ожесточенное гавканье разорвало послеполуденную тишину в клочья.

      Рыжий пес с подпалинами оказался шустрее всех, и именно ему я залепил ногой по морде. Он взвизгнул, отскочил, но черный вожак уже вцепился в край моего одеяния, а еще кто-то тяпнул меня за лодыжку.

      Боль вызвала не только страх, но и ярость.

      – Ах вы твари! – заорал я и, к удивлению своры, бросился в атаку.

      Взвизгнул получивший пинок по ребрам пес, второй захромал, припадая на отдавленную лапу. Злобный лай сменился обиженным скулежом, и собаки бросились врассыпную, поджав хвосты.

      Я остался в одиночестве, дрожащий, тяжело дышащий, со вскинутыми кулаками.

      Укус на лодыжке выглядел неглубоким – несколько царапин, выступившие там и сям капли крови. Но кто знает, какую именно гниль и дрянь жрала собака до того, как попробовать меня на вкус?

      Так что в сторону храма я зашагал в мрачнейшем