Блог-Note. Спонтанные записи в отсутствие голых женщин. Абросимов

изначально, в детстве, я был нежен, тонок и щупл. Соблюдал приличия. Требовал, чтобы на пляже голую попку мою прикрывали носовым платком. А сверху – камушек. Иначе, ветром сдует.

      Но подлый мир нет-нет, да и коробил.

      Однажды maman делала бутерброд с икрой.

      – Можно мне без хлеба? – кротко поинтересовался я.

      – А морда у тебя не треснет? – донеслось в ответ.

      Прошли не просто годы – десятилетия. Я неожиданно купил кусок осетрины горячего копчения. Сижу и жру её. Даже не порезал. Без хлеба, разумеется.

      В голове свербит мысль о страшной и столь же бесполезной мести. Но реальность, пропитанную гадостями, не обманешь.

      – Павел Андреевич, вы шпион?

      – Видишь ли, Юра…

      И так всегда.

      Жить, наверное, не стоит.

      На днях потребовалось забрать вещи для передачи в Питер. Выхожу из метро «Кропоткинская».

      – Алё… Лера? Я приехал.

      – Как вы выглядите?

      – Ничего не значащий человек. Стёртая внешность.

      – О, я вас вижу!

      Ровно с пятого класса я перестал что-либо понимать в математике. Запомнил только, что параллельные линии не пересекаются; прямой угол – 90 градусов, сумма углов в треугольнике – 180. И ещё про дискриминант запомнил, который «бэ квадрат минус 4 а цэ». У меня тройки по всем точным дисциплинам, включая географию и английский язык. У меня даже по русскому языку тройка! Я не знаю ни одного правила. «Жы-шы» регулярно ставят меня в тупик.

      Когда читатели «Пожитков» узнают, что орфография и пунктуация в романе – авторские, они почтительно замирают. Автору становится приятно.

      Второго дня провёл за письменным столом два часа, написал восемь строк. ВОСЕМЬ! За ДВА ЧАСА!!

      Отчаявшись, собрался в лес. Уже полностью одетый, почувствовал, что пришла фраза. Сел записать её и… написал страницу. Не отрываясь. За три минуты.

      Всегда подозревал, что пьянью быть выгоднее, чем писателем. Муки те же, а конструктива больше. За вычетом мастерства, само собой.

      Как-то раз сидели с П.А. в его квартирке на Кутузовском, которая вмещала в себя книги весом, соразмерным числу килотонн нормальной атомной бомбы.

      – А знаете, Юрий, – говорил мне писатель, подливая горячий чаёк и пододвигая ближе плошку с малиновым вареньем собственноручного изготовления, – знаете, у кого самые лучшие диалоги? Самая органичная живая речь в тексте? И это уже проверено веками!

      Я зашуршал в мозгу фигурантами школьных учебников по литературе.

      – Дюма, – оборвал мои поползновения хозяин дома. – Дюма-старший. «Три мушкетёра». Перечитайте хотя бы одиннадцатую главу. Ночная встреча д'Артаньяна и г-жи Бонасье. Автор даёт реплики десятками, не уточняя – кто к кому обращается. Но мы не только не теряем нить диалога – каждая фраза звучит в нашем сознании так, словно мы смотрим кино. С интонацией, паузами, градусом экспрессии. А ведь прямая речь – один из наиболее сложных параметров литературного текста… Его в этом