Присягнувшие Тьме. Жан-Кристоф Гранже

путь к Богу и стал удаляться от мысли простить Ему то, чему был свидетелем. Я вспомнил об одной фразе, сказанной моим наставником в Риме: «Истинный секрет веры не в том, чтобы простить, а в том, чтобы просить прощения у мира, такого, какой он есть, за то, что мы не смогли его изменить».

      Январь 1995

      Возвращение в реальный мир. Я разослал множество писем в религиозные организации, пенсионные фонды и монастыри, прося принять меня на любую, самую ничтожную работу. Я был готов заниматься чем угодно, лишь бы быть среди людей. Центр богословского образования в Дроме, зная о моем состоянии, положительно ответил на мой запрос. Я не скрывал своего заболевания.

      Меня взяли на должность архивариуса. Несмотря на больную руку, я как могу тружусь, упорядочиваю, классифицирую. Постоянно окруженный пыльными досье и семинаристами-стажерами, я постепенно вписываюсь в среду. С помощью ежедневной горсти таблеток и визитов к психоаналитику в Монтелимар два раза в неделю я кое-как держусь. Мне удается скрывать свою депрессию, которая даже здесь – особенно здесь – вызвала бы неловкость и стеснение.

      Иногда припадки возобновляются. Я дергаюсь, меня сотрясает нервная дрожь. Или наоборот, мое сознание застывает, как погасшая звезда, наступает апатия, и я пальцем не могу пошевелить. Это может продолжаться часами. Я сижу, раздавленный мыслями, которые поглощают меня целиком: смерть, потусторонний мир, неведомое… В такие минуты Бог опять умирает.

      Но вот воспоминания никуда не деваются. Несмотря на все предосторожности, очередной приступ всегда застает меня врасплох. Как ни стараюсь я держаться подальше от радиоприемников, телевизоров и любых источников подобных звуков, стоит мне только заслышать помехи в эфире, как я тут же испытываю непереносимую тошноту и спазмы в желудке. «И пусть ни один таракан от вас не скроется!» Я бегу в туалет и вместе с рвотой извергаю из себя все – желчь, страх, трусость, пытаясь избавиться от них навсегда, но все заканчивается истерикой и рыданиями.

      Еще один пример. Я попросил разрешения питаться отдельно от других, чтобы не слышать стук приборов, скрежет и лязг металла. Даже звук стула, передвигаемого по паркету, мысленно возвращал меня на центральную улицу Кигали: убийцы свистят и улюлюкают, а во рвах растут горы тел, которые уже невозможно сосчитать… Прежде чем начать корчиться, я испускал крик и приходил в себя уже в медчасти под воздействием транквилизаторов. Лишнее доказательство того, что я не выздоровел и уже никогда полностью не поправлюсь. Пересадка не удалась, однако не было никакой возможности извлечь инородное тело.

      Январь 1996

      Я ушел из центра богословия и обосновался в заброшенном монастыре в Верхних Пиренеях. Попытался разобраться в самом себе. Высшее знание. Божественный Глагол. Среди монахов я снова обретал силу, надежду и жизнеспособность. Но лишь до того дня, когда обыденность не стала мне в тягость. После всего, что мне довелось увидеть, невозможно было стоять на коленях и говорить с Небом, зная, что на земле царит ад. Здешние