Баязет. Валентин Пикуль

барса по башке тяжелым сапогом, и в голосе его слышалась непонятная для поручика радость. Бессмысленная жестокость убийства поразила Карабанова. Рванув револьвер, он громыхнул в ухо барса двумя пулями – раз за разом.

      И тут капитан, оставив издохшую жертву, затрясся от бешенства.

      – Какого черта? – заорал он, топорща усы a` la Бисмарк. – Кто вас просил услужать мне? Слюнтяй, мальчишка…

      – Это вы мне-то? – выпрямился Карабанов, глядя в мутно-желтые зрачки Штоквица. – Напрасно. Можете схлопотать пощечину за эти слова!

      – А я и сам могу дать по морде, – не испугался Штоквиц. – Здесь вам не гвардия, чтобы драться на поединках.

      – Я не посмотрю на ваши седины! – выкрикнул Андрей, наступая на капитана…

      Неизвестно, чем бы закончилась эта ссора, но, наверное, закончилась бы скверно, и Карабанов даже обрадовался, когда за спиной затрещали кусты и Ватнин, вклинившись между офицерами, развел их в стороны:

      – Экие петухи, право… Ну чего не бывает на охоте! Разве же так можно?..

      – Мясник, – бросил на прощание Карабанов.

      – Молокосос, – ответил Штоквиц.

      Итак, охота была испорчена. Самка барса, подбитая казаками, успела скрыться, а картечь Карабанова, оказывается, попала не только в лапы, но и в бок зверя: шкура была вся в дырках – урядник Трехжонный взял ее себе.

      Ссора же между Андреем и Штоквицем окончательно испортила хорошее настроение, а вскоре из-за гор надвинулись тучи, блеснула молния, потом с неба, до этого чистого, сыпануло таким градом, какого Карабанов еще не видывал в своей жизни…

      – Береги коней, казаки! – гаркнул Ватнин. – Заводи их под яворы, ховай в орешник, который погуще!..

      Казачьи кони – кони дикие, ни огня, ни грома не боятся, за своего хозяина рвут зубами любого; оттого и недоуздки у них – для кротости – в два ремня шиты, сыромятные, с медными кольцами, как у медведей. Но стихийный ужас был настолько велик, что, разрывая батовые путы, лошади кинулись в гущу леса.

      – И это – Кавказ? – удивился Андрей, когда с неба полетели острые, словно кинжалы, градины, ломая толстые сучья, стуча по земле и до крови избивая казаков, ловивших своих лошадей…

      Теплое дыхание коснулось его затылка. Андрей оглянулся – за ним стояла Аглая, и глаза ее были широко раскрыты. Карабанов незаметно для других отыскал ее холодную ладонь, ответившую ему слабым пожатием, и вдруг понял, что эта ладонь, как и вся она, его ладонь, и никому Аглая не доверяет себя так, как ему…

      – Вот сюда, – сказал он, входя в привычную роль повелителя. – Встаньте вот сюда… Не бойтесь, это же ведь не вечно!..

      Зато когда град кончился и снова проглянуло солнце, люди невольно оживились. Карабанов подвел Аглае лошадь, с рыцарской галантностью придержал стремя. Трогаясь в путь, Штоквиц сам подошел к нему.

      – Я бы не хотел ссориться, – сказал он. – Тем более с нами госпожа Хвощинская… Все-таки и до полковника дойти может… И не та причина!

      – Ладно, – согласился Карабанов. – Оставим это…

      На