Одиночный выстрел. Алекс Орлов

вращает ворот.

      «Хороший человек, – подумал смотритель. – И строить, и рубить мастак, с таким я не пропаду. Нужно только к прелату поехать и в ноги упасть, попросить оставить Молчуна в покое. Он же переменился, он теперь совсем другой!»

      Не останавливаясь, Рулоф поднялся по лестнице к своему жилищу и вывел из небольшого хлева разъездного осла – Лумбария.

      Предчувствуя разминку, Лумбарий заплясал на месте, пытаясь вырвать повод, но Рулоф ударил его по спине, и осел успокоился, позволив проводить себя на ярус.

      – Я поеду к прелату и паду ему в ноги! – сообщил Рулоф Молчуну, но тот только кивнул.

      – Ты не думай, просто так я тебя в обиду не дам – такой хороший работник! Я мигом обернусь!

      Рулоф потянул за повод, таща осла к калитке, но тот заупрямился. Неожиданно Молчун остановился, шум воды в колесе прекратился.

      – Скажи, зачем крутить я, а не он? – спросил невольник и указал на осла.

      – Дык вода парит ядовито, осел и двух месяцев не протянет – издохнет.

      Едва Рулоф произнес эти слова, Лумбарий взревел и повалился на бок.

      – Вставай, сволочь, брось притворяться! – начал браниться Рулоф, дергая за повод, но осел довольно правдиво имитировал обморок и не подавал признаков жизни.

      Между тем Молчун оставил ворот, взобрался на ярус, а затем и на забор, послюнил палец и поднял над головой.

      – Ветер всегда там? – спросил он, указывая на север.

      – Иногда с севера, а иногда с северо-востока, – ответил Рулоф, не понимая, к чему клонит работник.

      – Я делаю читний воздух.

      – Чистый… – поправил Рулоф.

      – Да.

      Невольник спустился во двор, снова впрягся в ворот стал накачивать воду.

      – Вставай, скотина, мы должны отправляться к прелату! – закричал в отчаянии Рулоф, дергая за повод лежавшего на ярусе осла, однако Лумбарий в ответе лишь громко икнул и выпустил газы. Он прекрасно понимал слово «прелат» и связанные с ним двенадцать миль пути по холмам. Удаляться от кормушки более чем на полсотни ярдов осел не намеревался и из-под прикрытых век следил за поведением хозяина – когда же тот поймет, что сегодня добраться до прелата ему не удастся?

      И Рулоф сдался. Он бросил поводья и сел на ярусе, свесив ноги во дворик.

      Ну что он скажет прелату? Чем он удивит его, ведь гвардейцы и так доложат о своей неудаче и его светлость обязательно захочет взглянуть на эдакое чудо – чтобы немой вдруг заговорил.

      Поразмышляв так с полчаса, Рулоф поднялся и направился к себе в хижину, чтобы выпить мятного отвара.

      Почувствовав изменение в планах хозяина, Лумбарий встряхнул головой, поднялся на ноги и громко заорал, демонстрируя удивление такому неожиданному чуду.

      – Эх, бессовестная ты скотина, обманщик, – сказал ему Рулоф, возвращаясь. Затем взялся за повод, повел осла обратно в хлев, а Молчун продолжал толкать ворот, и по его виду нельзя было понять, о чем он думает и думает ли он вообще о чем-нибудь.

      9

      В полном одиночестве и великой грусти Рулоф кружку за кружкой пил