Проклятье рода Ротенбургов. Книга 1. «К Элизе». Елена Томсетт

в его поисках, как бешеная борзая за зайцем.

      Я уселась на ворох платьев баронессы и тупо смотрела в щель полуоткрытой дверцы шкафа. Черт бы побрал этого фашиста! Это вовсе не русские, это он сам был сумасбродный, непредсказуемый в своих вздорных принципах офицерской чести тип!

      Весь остаток дня я, как потерянная, бродила по дому. Сам факт, что барон остался жив, немного утешал меня. Но я хорошо понимала, что в любую минуту покушение могло повториться – мои друзья-подпольщики внесли барона в список смертников, и рано или поздно они убьют его, это я знала точно.

      Поздно вечером, в очередной раз успокоив расстроенную фрау Ульрику и добившись того, чтобы она приняла лекарство и легла в постель, я потихоньку пробралась к библиотеке, где, по моим сведениям, находился барон. За дверью стояла тишина, хотя я видела полоску света, выбивавшуюся из-под двери. Помедлив, я осторожно повернула ручку двери, заглянула внутрь и сразу же увидела барона. Он сидел в кресле, лицом к двери, уложив раненую руку на колени и откинувшись головой на спинку. Его лицо было спокойно, глаза закрыты, левый висок залеплен пластырем, сквозь который уже просочилось немного крови, но повязки на голове не было, хотя его темно-каштановые волосы все еще были примяты и хранили следы от бинта.

      – Зайди, Элиза, – не поворачивая головы, сказал он, отрывая глаза.

      Я вошла и прикрыла за собой дверь.

      – Подойди к столу и открой верхний ящик, – ровным голосом продолжал он. – Поверх основных бумаг должен лежать твой аусвайс. Возьми его, я совсем забыл сегодня о нем.

      Мне вдруг до слез стало жалко бедного барона. Он был бледен и выглядел расстроенным. Забрав из стола свой паспорт, я обернулась к нему и спросила:

      – Как вы себя чувствуете, господин барон?

      – Вы что же, мне сочувствуете, фройляйн? – с насмешкой спросил он, устремляя на меня свои серо-серебристые глаза.

      – Почему вас это удивляет? – огрызнулась я, сразу же переставая его жалеть.

      Барон долго молчал. Смотрел немигающим взором на тусклый свет затемненной лампы, а когда некоторое время спустя он снова посмотрел на меня, я увидела в его глазах страх и боль.

      – Он совсем мальчика, Элиза, понимаешь, совсем мальчишка, почти ребенок, – медленно заговорил он. – Совсем юный, но в глазах его была такая ненависть…. Словно он ненавидел не какого-то безликого представителя германской армии, а лично меня, меня как человека… совсем мальчишка, ребенок….

      Он прикрыл глаза ресницами.

      – А что вы ожидали? – тихо, неожиданно для самой себя, сказала я. – Вы пришли в нашу страну войной, насадили своих правителей, убиваете людей, издеваетесь над женщинами и детьми в гестапо. Возможно, именно вы давали приказ об аресте или истреблении его родных! Он вправе ненавидеть вас, лично вас, потому что германская армия – это слишком расплывчато и недостижимо, а вы – вы тут, рядом, вы для него и есть германская армия, насильник и убийца, причина всех его