Приключение знатного холостяка (сборник). Артур Конан Дойл

сказал я, – если мы разберемся в них тут же. Я предпочел бы поговорить с вами наедине, но раз ваш отец отказывается допустить это, он может участвовать в нашем разговоре. – Тут я заговорил о записке, обнаруженной в кармане погибшего. – Ее, несомненно, представят на следственном суде. Вы не будете против, если я попрошу вас пролить свет на ее содержание?

      – Не вижу причин делать из этого тайны, – ответила она. – Мы были помолвлены и хранили это в секрете лишь потому, что дядя Фицроя, глубокий старик, доживающий, как говорят, последние дни, мог бы лишить его наследства, женись он без его одобрения. Вот единственная причина.

      – Могла бы и рассказать нам, – проворчал мистер Беллами.

      – И рассказала бы, отец, поинтересуйтесь вы по-хорошему.

      – Я против того, чтобы моя дочь якшалась с мужчинами другого сословия.

      – Именно твое предубеждение против него и мешало нам открыться тебе. А что до записки, так она ответ вот на эту.

      Из кармана платья она извлекла смятый листок.

      «ЛЮБИМАЯ!

      Обычное место на пляже сразу после заката во вторник. Единственное время, когда я сумею выбраться. Ф. М.».

      – Сегодня вторник, и я собиралась встретиться с ним вечером.

      Я оглядел записку.

      – Ее прислали не по почте. Как вы ее получили?

      – Я предпочту не отвечать на этот вопрос. Никакого касательства к тому, что вы расследуете, это не имеет. Но на любые, так или иначе с ним связанные, готова ответить со всей откровенностью.

      Слово она сдержала, но ничего полезного сказать не нашла. У нее не было причин думать, что у ее fiancé[1] был тайный враг, хотя не отрицала, что у нее есть пылкие поклонники.

      – Могу ли я спросить, не входит ли в их число мистер Йен Мэрдок?

      Она порозовела и как будто смутилась.

      – Одно время мне так казалось. Но все изменилось, когда он узнал о наших отношениях с Фицроем.

      Тень, сгущавшаяся вокруг этого странного человека, обрела, на мой взгляд, большую определенность. Требовалось исследовать его прошлое, следовало незаметно обыскать его комнаты. Стэкхерст охотно мне содействовал, так как то же подозрение возникло и у него. Мы покинули «Гавань» в надежде, что конец одной нити этого запутанного клубка уже в наших руках.

      Прошла неделя. Следственный суд ничего не установил и был отсрочен до обнаружения новых улик. Стэкхерст навел тактичные справки о своем подчиненном, его комнату подвергли поверхностному обыску, но безрезультатно. Сам я вновь обследовал и физически, и аналитически все обстоятельства, но без каких-либо новых выводов. Во всех моих анналах читателям не найти дела, которое поставило бы меня настолько в тупик. Даже мое воображение было неспособно предложить хоть что-то похожее на объяснение. А затем последовало происшествие с собакой.

      Услышала про него моя старая экономка по тому таинственному беспроволочному телеграфу, по которому люди, ей подобные, узнают деревенские новости.

      – Такая грустная история, сэр, про собачку мистера Макферсона, –

1

Жених (фр.).