Веселый третий. Мария Киселева

их, – отмахнулся Гошка. – Надо проследить. Не говори пока, проследим Шмелёву.

      – Да нет, – сказал Шурик с сомнением, – наверно, не Шмелёва. Она даже ежа боялась в живом уголке.

      – Да говорю же, притворяется. Чтоб не заметили. Видишь: «Шмелёвой… шепелявый шёпот».

      – Почему шепелявый?

      – Ну всё равно.

      – А помнишь, она свои тапочки отдала Сеньке на физкультуре? А её потом из строя вывели.

      – Ну вот же! – замахал Сковородкин руками. – Это уж точно. Шпионы всегда хотят добренькими казаться.

      – Чижик, Гошка! Безобразие какое. Принесите хоть совок! – крикнула в коридор Валя Савчук.

      – Давай принесём, – сказал Шурик.

      – Какой совок? Соображаешь? – зашипел Сковородкин. Он оглянулся направо-налево, положил записку в карман и прижал ладонью. – Я её выведу на чистую воду. Я её под гипнозом выпытаю.

      Это значит – Шмелёву.

      На другой день за Олей Шмелёвой было установлено наблюдение. Она пришла, сунула портфель в парту, отошла в коридоре к окну и стала грызть пряник. Ничего подозрительного. Девчонка как девчонка. А может, то и подозрительно, что подошла к окну? И что пряник грызёт? Съела, облизала пальцы. Потом села на место.

      – Притворяется, – шепнул Гошка.

      На уроке решали трудные примеры и было не до Шмелёвой. Учительница собрала тетради и раздала другие. Оля увидела у себя тройку и заплакала. Этот случай разбирался на перемене.

      – Я думаю, – сказал Шурик, – они из-за троек не плачут.

      Они – это, ясно, шпионы.

      – Они всё должны уметь делать, – заверил Гошка шёпотом. – И плакать, и всё. Вот увидишь, я под гипнозом всё выпытаю.

      И Сковородкин занялся гипнозом. Он сидел сзади Шмелёвой, так что гипнотизировать её мог только в затылок.

      На уроке рисования все старались изобразить в своих альбомах кофейник, который стоял на столе. Сковородкин наспех набросал что-то в тетради и уставился на ровный пробор Шмелёвой. Он глядел не мигая. Лицо его постепенно покраснело и застыло, как маска. Шмелёва тоже сидела не двигаясь.

      «Действует», – подумал Шурик и почувствовал какую-то дрожь в ногах. Сковородкин всё глядел, глядел и постепенно наливался краской. Вдруг Шмелёва тряхнула головой, повернулась назад, взяла резинку и стала быстро стирать. Гошка вздрогнул, оторопело оглянулся и что-то подрисовал в тетрадке. В это время к нему подошла Нина Дмитриевна:

      – Что это, Гоша? Мы рисуем не чайник, а кофейник. Неужели он тебе кажется круглым?

      Гошка поднял на учительницу красное лицо и часто заморгал.

      – Надо рисовать, что видишь. А это что за хвосты? Нелепая фантазия, – сказала недовольно Нина Дмитриевна.

      Сковородкин растерянно смотрел в тетрадь и сам не мог ничего понять. Действительно, у круглого чайника почему-то было два прямых хвостика.

      – Это не кофейник и не чайник даже, а какая-то голова, – учительница сердито захлопнула тетрадь.

      Гошка окончательно очнулся. Это действительно была голова. Оли Шмелёвой. Сама собой