Леди не по зубам. Ольга Степнова

проснулся от того, что замёрз.

      Вылез из шалаша, который наскоро соорудил накануне вечером из веток, и… глазам своим не поверил.

      На зелёной траве, на изумрудной листве деревьев, на пеньках, на кустарнике, на сухих ветках прошлогоднего сухостоя – везде, где только мог обозреть глаз, – лежал снег. Он мерцал в лучах утреннего солнца, ослепляя своей белизной.

      – Элка! – стуча зубами от холода, я потряс за плечо Беду, которая спала рядом, на надувном матрасе. – Элка!!!

      – М-м-м, – промычала она, повернулась на другой бок и громко всхрапнула.

      Разбудить Беду, когда её организм требовал сна, было практически невозможно, но у меня были кое-какие навыки.

      – Рота подъё-о-ом!! – заорал я так, что несколько веток упали на меня с «потолка».

      – Что?! Где?! А?! – Она резко села и, не открывая глаз, интенсивно завертела головой по сторонам, изображая интерес и внимание.

      – Элка! Снег выпал! – поделился я с ней удивительной новостью.

      Беда, так и не открыв глаза, повалилась на спину, на матрас.

      – Ну и что?! – простонала она. – Бизя, ты что – негр, чтобы так снегу радоваться?!

      – Так июнь на дворе! Лето!

      – Э-э, Бизя! – Элка опять села, протёрла кулаками глаза и, наконец, с трудом разлепила веки. – В тебе говорит типичный житель югов! Снег в июне, в Сибири и на Алтае – обычное дело. Чему тут удивляться? Нормальное малоснежное лето… – Она высунулась из шалаша и покрутила головой, обозревая окрестности.

      Стояло раннее утро. Солнце стеснительно примерялось – топить такую снежную красоту или нет. Птицы устроили наверху весёлый переполох. Было в этом лесном пейзаже нечто монументальное. Я почувствовал себя маленьким и никчёмным.

      – Впрочем, я с тобой абсолютно согласна, – вздохнула Беда, – лето и снег – понятия несовместимые. Может, после монгольской границы махнём в Испанию на виллу твоего деда?

      – Может, и махнём, – неожиданно согласился я. – Новогодний пейзаж в июне даже для меня – чересчур!

      Вчера мы разбили лагерь в лесочке, недалеко от дороги.

      Мы с Германом развели костёр, на углях пожарили мясо, запекли картошку. Несмотря на все неприятности этого дня, аппетит у всех оказался зверский. Даже у Элки, хотя она всегда святым духом питалась. Герман, правда, сдобрил свою трапезу водочкой, которую неведомо как достал и неизвестно где прятал.

      – Нервишки что-то пошаливают, – пробормотал Обморок, наливая в пластиковый стакан водку. – Денёк был тяжёлый… Помянем добрейшего Оскара, пусть земля ему будет…

      Не предложив никому к нему присоединиться, он один за другим выхлебал три стакана водяры и, покачиваясь, ушёл спать в автобус.

      Ганс с Викториной затеяли петь у костра под гитару бардовские песни. Рон стал им подвывать. На словах «милая моя, солнышко лесное» Беду перекосило, и она увлекла меня в лесную чащу «протоптать пару-тройку лишних тропинок и попугать медведей».

      В лесу, воспользовавшись её кротостью и добрым расположением духа, я поймал Элку за плечи,