Современные тюрьмы. От авторитета до олигарха. Валерий Карышев

пятьдесят восьмая, кража…

      – Поня-атно. Ну, подойди к тому столу, с тобой «смотрящий» поговорить хочет.

      Луконин понял: от этого разговора зависит его дальнейшая жизнь в Бутырке. С трудом подавив в себе безотчетный вздох, он на ватных ногах двинулся в сторону стола, за которым по-хозяйски восседали несколько татуированных мужчин.

      «Смотрящего» он узнал сразу. Это был невысокий, но крепко сбитый мужчина лет сорока с обнаженным торсом, сидевший во главе стола. Выколотая на левом предплечье статуя Свободы свидетельствовала о том, что ее обладатель относится к так называемому «отрицалову», пять церковных куполов говорили о количестве лет, проведенных в неволе, а изображение Георгиевского креста на груди – что этот человек участвовал в тюремном или лагерном бунте. Нательную композицию дополняли две восьмиконечные звезды на ключицах («никогда не надену погоны») и такие же звезды на коленях («никогда не встану на колени»). Властные черты лица, тяжелый, придавливающий взгляд, губы, собранные в тонкую нить, – все это наводило на мысль, что характер «смотрящего» – сильный, жесткий и волевой.

      Позже Луконин узнал, что Хиля – таково было погоняло «смотрящего» – на свободе был звеньевым мазуткинской оргпреступной группировки, что «закрыли» его по классической сто сорок восьмой статье (вымогательство) и что в блатном мире Хиля, имевший уже вторую судимость, пользовался непререкаемым уважением и авторитетом; именно поэтому воры и поставили его «смотрящим» сто шестьдесят восьмой камеры.

      Равнодушно взглянув на первохода, Хиля поинтересовался его именем, фамилией и статьей, после чего спросил:

      – Ну, рассказывай, как на свободе жил?

      Новичок невольно поежился под тяжелым взглядом собеседника и, тяжело вздохнув, произнес:

      – Ну, как… Нормально. Как все. Пока сюда не забрали.

      – В попку не балуешься? На кожаных флейтах не играешь? С мусорами дружбы не водишь? Друзей-подельников никогда не сдавал?

      – Нет, – твердо ответил Луконин.

      – Может, жалобы какие есть? Так расскажи, выслушаем и решим. У нас не прокуратура, у нас тут все просто делается…

      – Да нету у меня жалоб, спасибо, – растерянно пробормотал новичок.

      Неожиданно Хиля нарочито-приязненно улыбнулся и, скосив взгляд на пачку «Мальборо», лежавшую на газетном листке, расстеленном на столе, вкрадчиво предложил:

      – Вижу, тебе курить сильно хочется. Так закуривай, не менжуйся.

      Это был ключевой момент.

      Еще неделю назад от фиксатого лектора на «сборке» Миша узнал: если в камере предлагают закурить, взяв сигаретную пачку со стола, а не из рук, этого делать не следует. Типичная «подстава»: до этого момента пачка могла побывать в руках пидора, и человек, прикоснувшийся к «запомоенной» вещи, автоматически становился «законтаченным».

      Изобразив на лице нечто вроде улыбки благодарности, Луконин ответил:

      – Да нет, спасибо, пока не хочется.

      Хиля прищурился:

      – Что, на «сборке»