Мы – дети войны (сборник). Отсутствует

безусловно полезную, но не самую важную в июле 1941 года, когда наши войска отступали под бешеным натиском немцев.

      Мы очень томились бездействием. Было обидно, что художники и архитекторы – специалисты редкой и ценной квалификации – почему-то не имели никакого полезного применения. Кому-то пришла в голову мысль: организовать сапёрно-маскировочный батальон. Нам казалось, что в таком деле именно архитекторы и художники смогут принести большую пользу. Но нас грубо высмеяли и издевательски предположили, что, вероятно, мы хотим замаскироваться от прямого выполнения своего долга. Лишь во второй половине июля все академические добровольцы распределились по тем или иным частям Ленинградского Народного ополчения.

      Мы вошли в артиллерийский дивизион Первого стрелкового полка Первой гвардейской дивизии Куйбышевского района. Дивизион состоял из двух батарей полевых и противотанковых орудий. Сержантов нам придали из армейских частей, командирами батарей назначили лейтенантов из запаса. Меня зачислили в одно из отделений батареи противотанковых орудий вместе со студентами-академистами – Мишей Андрецовым, Лёней Аксельродом, Осей Богомольным, Сеней Киммельфельдом, Эмкой Ляндресом, Колей Рыбаковым, Сашей Томилиным, Серёжей Шоминым. Все они были со старших курсов творческих факультетов, но за месяц пребывания на формировке хорошо узнали друг друга и подружились. Трудно писать о друзьях, вскоре погибших на моих глазах, но воспоминания о них остались самые светлые.

      Редели их ряды и убывали,

      Их убивали, их позабывали…

      И всё-таки под музыку Земли

      Их в поминанье светлое внесли.

Б. Окуджава

      Скульптор Миша Андрецов был старше меня на пять лет. Вырос он в рабочей шахтёрской семье, и была у него какая-то трезвая рассудительность во всех поступках. Большой, сильный и крепкий, он помогал мне осваиваться с очень непривычной для городского маменькина сынка суровой армейской обстановкой, учил быстро одеваться, накручивать портянки, чтобы они не сбивались (это он делал лучше всех, был приучен ещё с детства). Мы провели вместе полтора месяца, причём почти всё время в тяжёлых условиях. Однако Миша легко приноравливался ко всему. Была у него какая-то ловкость и хватка – ценные качества для солдата. Я часто думал тогда: из Мишки выйдет герой. Его решительность, постоянное присутствие духа, его сила и ловкость обещали многое. Ко мне он относился безо всякой сентиментальной снисходительности, но сердечно. Он понимал, что мне по молодости и неопытности трудно. Но, понимая, не жалел, а твёрдо и решительно учил меня всем навыкам, которых у меня недоставало.

      Мой ближайший друг Эммануил, а попросту Эмка Ляндрес, был человек с утончённой душой, для которого многое, если не всё, строилось на полутонах отношений. Он кончил три курса графического факультета, был превосходным рисовальщиком. Мы были с ним однокашниками в буквальном смысле: три раза в день ели из нашего общего на двоих котелка. Эмке было двадцать шесть лет, мне ещё не исполнилось девятнадцати.

      Поэтому