Мы – дети войны (сборник). Отсутствует

НКГБ Союза ССР Фитин, 16 июня 1941 г.

      Это сообщение 17 июня было направлено наркомом государственной безопасности СССР В. Н. Меркуловым в ЦК ВКП(б) И. В. Сталину, который на препроводительной записке написал: «Товарищу Меркулову. Можете послать ваш “источник” из Германской авиации к е… матери. Это не «источник», а дезинформатор. И. Сталин».

      Отклик вождя появился за 4 дня до «внезапного нападения». Пришли ещё срочные предупреждения: 18 июня из Лондона, 19-го из Мурманска, 20-го из Софии, 21-го из Токио. Как же реагировал на это великий вождь всех народов?

      Сошлюсь на свидетельство маршала Г. К. Жукова: «Вечером 21 июня мне позвонил начальник штаба военного округа генерал М. А. Пуркаев и доложил, что к пограничникам явился перебежчик – фельдфебель, утверждающий, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнётся утром 22 июня.

      Я тотчас же доложил наркому и И. В. Сталину…

      – Приезжайте с наркомом минут через 45 в Кремль, – сказал И. В. Сталин.

      Захватив с собой проект директивы войскам, вместе с наркомом и генералом Н. Ф. Ватутиным мы приехали в Кремль. По дороге договорились во что бы то ни стало добиться решения о приведения войск в боевую готовность».

      И далее маршал Жуков подробно рассказывает, как Сталин вынудил и военных, и членов Политбюро обойти в принятом документе вопрос о приведении войск в полную боевую готовность:

      «Я прочитал проект директивы. И. В. Сталин заметил:

      – Такую директиву сейчас давать преждевременно, может быть, вопрос ещё уладится мирным путем. «Надо дать короткую директиву, в которой указать, ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей, войска пограничных округов не должны поддаваться» (выделено Жуковым).

      Наконец угодная Сталину, эта роковая директива была сформулирована».

      Эта противоречивая (и преступная – Л. С.) директива, предписывающая, с одной стороны, «быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев…», а с другой стороны, «не поддаваться ни на какие провокационные действия…» была передана в воинские округа. Передача её закончилась в 00. 30 минут 22 июня 1941 года. Но навряд ли она успела дойти до тех, кто осуществлял оборону. Ведь для того, чтобы командующие военными округами её поняли, директиву следовало дешифровать и затем только довести до подчинённых подразделений. И Жуков справедливо в заключение делится своим соображением: «Директива… могла запоздать и даже не дойти до тех, кто завтра утром должен встретиться лицом к лицу с врагом» (Курсив Жукова). Понятно, что директива не успела дойти до обречённых подразделений, охранявших границу (Г. К. Жуков. Воспоминания и размышления. 10-е изд. М, 1990.Т. 1. С. 349–372).

      Помню, в Кронштадте кто-то рассказал мне историю, казавшуюся неправдоподобной. Чтобы выбить немцев из Петергофа (дворцового пригорода Ленинграда) была, якобы, предпринята «психическая атака» (задуманная