Три страны света. Николай Некрасов

мое положение… Сжальтесь над бедным ребенком, сжальтесь надо мной… Видит бог я чиста: но его подозрения…

      – Что же мне делать? чего хотите вы? – спросила Авдотья Петровна.

      – Чего я хочу? – дико спросила мать. – Чтобы он не знал своего сына, которого он будет так же мучить, как мучил его мать. Чудовище злое и подозрительное, он… О, вы его не знаете!

      – Говорят, он просто злодей, – невольно сказала Авдотья Петровна.

      – А, вы теперь сами говорите, что он злодей? – воскликнула радостно мать. – Как же можно ему показать сына, когда еще до рождения несчастному ребенку готовились угрозы и страдания? Нет, нет! Вы поможете мне скрыть моего сына! вы сжалитесь над умирающей женщиной, которая вас будет благословлять как спасительницу ее ребенка!

      – Если бы можно было, я рада бы помочь вам.

      – О, время и возможность есть, только захотите. Я скрывала время своей беременности, и вы можете сказать, что я выкинула.

      – Что же делать с ребенком? куда его девать?

      – Да, вы правы: он всюду отыщет его, он украдет его у меня и скажет, что я виновата!

      – У нас здесь в городе почти никого нет, кому бы подкинуть: житье ему будет плохое.

      С минуту длилось молчание.

      – Боже! благодарю тебя!.. – воскликнула вдруг больная и, скрестив руки, стала на колени и усердно молилась.

      Окончив молитву, она твердым голосом сказала:

      – Дайте скорее бумагу и перо.

      Все было подано. Дрожа всем телом, Авдотья Петровна подвела больную к столу. Окончив письмо, больная подала его Авдотье Петровне.

      – Прочтите: так ли я написала? голова моя горит; я не могу ничего обдумать, я худо вижу…

      – Хорошо, – сказала Авдотья Петровна, – да к кому же?

      – Вот и адрес к будущему отцу моего сына, – перебила больная.

      Авдотья Петровна, прочитав адрес, радостно вскрикнула:

      – О, ваш ребенок будет счастлив! Вы поручаете его судьбу самому доброму, благородному – и богатому человеку, какого только я знаю…

      – Не правда ли? я могу умереть спокойно… Да, я умру, – тихо прибавила больная, приложив руку к своей голове: – посмотрите, как она горит: я вся горю… мне душно!

      Больная начала метаться.

      – Лягте, ради бога, лягте!

      – Зачем мне беречь себя? чтоб снова терпеть горе и унижение? Зачем я буду жить, когда я бросаю своего ребенка? Нет, я не брошу его, не отдам… я не могу его отдать… Пусть он страдает вместе с своей матерью и пусть в страданиях узнает своего отца… Господи! за что я так несчастна?

      И больная зарыдала.

      – Полноте, не огорчайтесь! Вы можете расхвораться и наделаете мне хлопот, – сказала Авдотья Петровна, стараясь скрыть свои слезы,

      – Простите, я виновата; но войдите в мое положение: я мать; понимаете ли вы, что значит быть матерью?

      – Даже очень хорошо понимаю, – с живостью отвечала Авдотья Петровна, – и знаю, что ничего не может быть ужаснее разлуки с своим ребенком.

      – А! вы тоже испытали такое несчастие? – спросила больная, и в голосе ее звучало удовольствие, будто радовалась она, что есть