Жизнь языка: Памяти М. В. Панова. Сборник статей

я подумал – вот почему. В журнале «Вопросы языкознания» шла дискуссия о преподавании в вузах истории русского языкознания, вернее, языкознания в России, и я написал статью, которая была напечатана, по повелению, конечно, Виноградова, в «Вопросах языкознания». И я думаю, что некоторые идеи этой статьи Виктору Владимировичу показались близки. А идеи эти – они были не менее близки и мне. (З. смеется.) Идеи такие. Надо прекратить издеваться над русскими языковедами. Они все рассматривались как люди, которые находились под влиянием западных ученых (компаративисты – это сначала на Западе, а потом Востоков и Буслаев у нас). Еще не полностью исчезло стремление изобразить всех языковедов как сторонников какой-нибудь социальной прослойки – «работали для каких-нибудь социальных сил». И я вот восстал против этого принижения русской лингвистики и написал о том, что надо изучать, как одно учение порождает другое учение, как одно вырастает из другого.

      З.: В духе «Этюдов о стиле Гоголя».

      П.: Да-да-да-да-да-да-да-да.

      З.: На самом деле это та же мысль.

      П.: Да. Сейчас я не помню уже… статья эта в журнале сохранилась, но я давно ее писал, и… ну, например, первые статьи Бодуэна написаны явно в потебнианском духе. Ясно, был мост, который от одного к другому был перекинут. И так дальше – Фортунатов оказал влияние на очень многих ученых, которые иногда далеко от него ушли, например Ильинский, убитый Сталиным (Ильинский есть артист, а это ученый). Вот. И эта идея пронизывает статью. Ну, я думаю, что Виктору Владимировичу это было близко, потому что ему, наверно, тоже было тошно от того, что русское языкознание всячески умаляется, то оно подражательное, то оно следует каким-то всяким социологическим схемам, и поэтому… Откуда он меня знал-то? Вот я догадываюсь. Наверно, только по этой статье.

      З.: А может быть, он статью о слове как единице языка знал?

      П.: Я думаю, что он вряд ли читал «Ученые записки МГПИ». Хотя, с другой стороны, Василенко, который был чинопочитающим человеком, вот особенно таких достойных людей, как Виноградов, может быть, ему дарил.

      З.: Дарил, наверно.

      П.: Ну вот. (Пауза.) Пришел я в ваш Институт русского языка, и меня (сейчас я буду рыдать) избрали секретарем парторганизации. Причем это сделал хитрый Левин. Ему надоело быть секретарем, и он подговорил меня выдвинуть. Боже мой, как я умолял меня не избирать! Вот до такой глупости, что сказал: «У меня все время голова болит». Но они были неумолимы. Потом мне сказали, что присутствовал на моем избрании, как на избрании вообще всяких секретарей, уполномоченный райкома, и он даже сказал: «Ну, если он говорит, что у него все время голова болит, не надо его избирать». Но они все-таки решили на мне отыграться.

      А идея-то у них была какая? Обыватели Института русского языка решили, что я любимчик Виноградова. [А в любимчики я почему попал?] Виноградов получил то ли от ЦК задание писать работу «Русский язык и советское общество», то ли это ему самому пришла в голову идея, и он меня назначил руководителем этой работы «Русский язык и советское общество», образовал