Старый дом. Всеволод Соловьев

дверь отворилась. Пожилая, почтенного вида женщина, по всем признакам экономика из хорошего дома, вышла на крылечко.

      Няня сказала ей, в чем дело. Матрена Степановна пригласила их войти. Они прошли сенцы, потом коридорчик и очутились в светлой и веселенькой комнатке, чисто, хотя и незатейливо прибранной.

      – Хорошо сделала, матушка, что привела барышню, – говорила Матрена Степановна, – давно бы догадалась! Ведь времена нынче какие?! Ну как так можно тебе, такой старушонке, вдвоем с дитей…

      – Матушка ты моя, – отвечала няня, – да ведь уж и не знаешь, как быть-то! Ведь почему я осталась – со дня на день ждала, что Алексей Иваныч приедет… Приедет он, а дом-то погорелый, нас нету… Ну где он барышню искать будет?! Вот и теперь, привела я ее. Приютите, добрые люди! А сама опять туда… Буду ждать Алексея Ивановича…

      – Это мы уладим! – сказала Матрена Степановна. – Вот господа встанут, проведу я к ним барышню, что-то они скажут – может, все и уладится. А вы, сударь? – обратилась она к Борису, только теперь обратив на него внимание. – Позвольте вас спросить – кто вы такой будете?

      Борис смутился. Но няня его выручила. Она сказала, что он спас барышню, что, мол, не будь этого молодого барина, так Ниночки и в живых не было бы теперь.

      – Ах, страсти! – говорила Матрена Степановна. – Вот времена! Вот Божеское наказанье!.. Дети малые – и те чего-чего ни навидаются, как ни намучаются!

      Она глубоко вздохнула и перекрестилась.

      – Вы, сударь, обождите тоже, повидайтесь с господами… Они рады будут.

      – Нет, я не могу больше! – сказал Борис. – Я должен домой идти.

      Он выложил из своих карманов все, что было им взято из шкатулки, и передал няне. С каким бы наслаждением он остался еще с Ниной! Но грезы прошли. Он сознавал действительность.

      – Прощай, Нина! – проговорил он. – А вы мне позволите наведаться? – спросил он, обращаясь к Матрене Степановне.

      – Сделайте милость, всегда рады будем!.. Как же можно, большое одолжение… Прошу покорно… И господа рады будут.

      – Прощай, Нина! – протягивая руки к девочке, повторил он.

      Нина взглянула на него и вдруг бросилась к нему на шею крепко, крепко его целуя.

      – Прощай, – говорила она, – только ты возвращайся непременно! Слышишь, Борис, – ведь вернешься, не обманешь?!

      – Не обману, – сказал он ей.

      – Возьми свой плащ! – вдруг, вспомнив, крикнула девочка.

      Он не слышал ее и не понимал. Он поклонился Матрене Степановне, поклонился няне и скоро, скоро, ни на кого не глядя, вышел в коридорчик, в сени. Прошел через двор и выбежал на улицу.

      Он остановился на мгновение, сообразил дорогу и помчался к Басманной, без шляпы, без плаща, полный тревоги, опасений, но в то же время с каким-то широким, новым, еще неведомым ему чувством.

      X. Виноватый

      В доме у Горбатовых Бориса хватились очень скоро.

      Англичанин вышел к утреннему чаю несколько смущенный и объявил Сергею Борисовичу на его вопрос о сыне,