Фредерика. Джорджетт Хейер

он ее.

      Она вдруг захихикала:

      – Ах вы, обманщик! Я в это не верю! Даже бедный папа не был настолько плох!

      – Даже бедный папа… – повторил маркиз.

      Нашарив монокль, он поднес его к глазу и принялся внимательно изучать свою собеседницу, словно энтузиаст, обнаруживший крайне интересный экземпляр.

      Девушка, на которую его действия не произвели особого впечатления, продолжала:

      – Да-да, хотя, полагаю, до встречи с матушкой он отличался буйным нравом – и то, что он сбежал с ней, было еще не самым страшным! Мне всегда представлялось странным, что она согласилась на это, потому что происходила из очень приличной семьи и была ну очень добродетельна! Однако же, думаю, люди, питающие друг к другу пылкую страсть, способны на самые неординарные поступки – и еще мне думается, что она легко поддавалась убеждению. Не то чтобы я очень хорошо ее знала – она умерла вскоре после рождения Феликса, но Чарис – вылитая ее копия, а уж она-то очень внушаема! Ну и, конечно, оба они были так молоды! Подумать только! Папа стал совершеннолетним всего за неделю до моего рождения! Не постигаю, как он умудрялся содержать семью, потому как его отец оставил его без гроша, а я не думаю, что он имел какое-либо доходное занятие. Но после женитьбы на маме он отказался от разгульного образа жизни; а учитывая, что они вызывали у моих дедушки с бабушкой наибольшую тревогу и замешательство, то мне представляется, что они поступили ужасно несправедливо, не приняв маму в семью!

      Маркиз предпочел тактично промолчать. Его воспоминания о покойном мистере Мерривиле, с которым он свел знакомство не столь уж много лет назад, не соответствовали благостной картине личности, испытавшей духовное перерождение.

      – Что до меня, – продолжала мисс Мерривиль, – то, думаю, они сполна получили по заслугам за свою неприязнь, когда тиф с интервалом всего в один день унес и моего деда, и моего дядю Джеймса, который был их наследником! Вот так папа и унаследовал их собственность – и как раз вовремя, так что Гарри родился уже в Грейнарде! А потом, после него, на свет уже появились Чарис, Джессами и Феликс. – Она умолкла, заметив недоумение на лице маркиза, и улыбнулась. – Я знаю, о чем вы думаете, и вы совершенно правы! У всех у нас, кроме Гарри, поистине нелепые имена! Уверяю вас, они доставляют нам массу неудобств. Мама и слышать не хотела ни о чем, кроме как наречь меня Фредерикой – в честь папы, вы же понимаете. Затем последовал Гарри, потому что маму звали Гарриет. Имя для моей сестры выбирал уже папа, который заявил, что она – самый грациозный и ладный ребенок на свете. Джессами назвали так в честь его крестного отца, а имя Феликс придумала мама, потому что мы были таким счастливым семейством! Правда-правда – во всяком случае, вплоть до смерти мамы. – Девушка вновь умолкла, но тут же заговорила опять, покачав головой, словно отгоняя неприятные воспоминания, и сказала уже куда более веселым тоном: – Итак, нам не оставалось ничего иного, кроме как смириться со своими дурацкими именами! А мы с Джессами поклялись никогда не называть друг друга Джесси и Фредди,