Рекенштейны. Вера Крыжановская-Рочестер

передвигаться. Вот идет, кажется, садовник, позовите его, Арно, и велите, чтобы завтрак подали сюда.

      Вскоре пришла экономка в сопровождении двух лакеев с корзинами, и в одну минуту был сервирован сытный и прекрасный завтрак.

      – Доложите графу и моему сыну, что кушать подано.

      – И господину Веренфельсу, – поспешил прибавить Арно, поправляя умышленную забывчивость графини.

      Когда Готфрид вошел в грот, Габриела сидела, небрежно откинувшись на спинку кресла, Арно с безмолвным восхищением обмахивал ее веером. Что-то шевельнулось в сердце Веренфельса против этой легкомысленной женщины, которая, пользуясь своей красотой, возбуждала чувства молодого человека, отделенного от нее пропастью. Когда граф вошел с Танкредом, Арно катил кресло к столу, и Габриела, сияя улыбкой, поклонилась мужу и сыну.

      – Хорошо ли Арно исполнил должность рыцаря? – спросил граф. – Не скучала ли ты?

      – Ах, скорей он мог скучать, но выказал идеальное терпение и обмахивал меня с ловкостью и неутомимостью римского невольника. Затем мы с ним много говорили; я рассказала ему, что в этом гроте ты сделал мне предложение. Но, боже мой, я теперь припоминаю, что здесь же мы заметили первый зуб у Танкреда.

      Граф улыбнулся.

      – Да, это место полно воспоминаний.

      – А я за это украсила его. Тебе, мой милый Вилибальд, я также сохранила одну из моих роз и после завтрака сама вдену ее в твою петлицу.

      Она продолжала болтать и шутить, вполне игнорируя Готфрида, который сел молча к столу и не вмешивался в разговор. Это недоброжелательное презрение Габриелы к воспитателю Танкреда смущало обоих графов, и они старались окружить его усиленной приветливостью. Не раз взгляд графини скользил по лицу молодого человека, который с холодным бесстрастием, казалось, ничего не замечал.

      В ту минуту, как Арно наливал вино в рюмку, которую графиня с кокетливой улыбкой протянула ему, взгляд ее встретился с взглядом Готфрида. Темные глаза молодого человека не выражали восхищения, и под этим строгим, пытливым взглядом она опустила ресницы.

      – Господин Веренфельс, строгий спартанец, должно быть, не одобряет, чтобы женщины пили вино.

      – Если б я поднесла моему пасынку кубок, наполненный ядом, вы не могли бы бросить на меня более грозного взгляда.

      Готфрид улыбнулся, и его холодный, едкий взгляд с насмешкой устремился на красивое лицо его недруга:

      – Мне очень жаль, графиня, что мой безобидный взгляд так не понравился вам. Впрочем, я полагаю, что такая прелестная и нежная рука не способна подать яд в рюмке вина.

      – Тогда как же она поднесет его?

      Габриела улыбнулась, но ее пылающие глаза пожирали дерзкого молодого человека. Он нагнулся и, понизив голос, спросил:

      – Вы хотите знать как?

      – Да.

      – Например, в благоухании розы. Аромат цветка, говорят, тоже смертельный яд.

      Габриела, побледнев, отвернула голову, но так как завтрак закончился, то все встали, и слуги проворно убрали со стола.

      – Поди сюда, Танкред, –