Навстречу своему лучу. Воспоминания и мысли. Виктор Кротов

подольше), но с интересом и пиететом я подумываю и о следующей школе, неизвестной и загадочной, о тех предметах, которые предстоит там изучать…

      Но это уже размышления вдаль. Главу об отрочестве я здесь заканчиваю и перехожу к возрасту, который был полон совсем другой энергетикой.

      Глава 4

      Девятый «А». На пути в юность

      (1961—1964)

      Где прошла эта невидимая граница между отрочеством и вхождением в юность? Дату не назову, и переходом в девятый класс это не решалось. Но именно три года в старших классах были для меня пограничными.

      Настало время приноравливания – к себе и к другим, к возможностям и невозможностям. Началось выяснение самого себя, а не просто запасание всем, к чему возникнет расположение.

      Время начала юности – особый, газированный возраст. Располагающий и к меланхолическому одиночеству, и к драматическим клоунадам, и к находкам среди соблазнов. Мне очень повезло с новой школой, с одноклассниками, с главным для меня учителем здесь. Во многом он оказался и по жизни одним из самых замечательных моих учителей.

      За этот трёхлетний период я начал писать, а главное – начал думать. Не очень-то осознавая происходящее, постепенно вошёл во вкус метаморфоз, которые со мной происходили. У меня такое ощущение, что и школьная реформа, добавившая одиннадцатый класс к привычной десятилетке, была предпринята для того, чтобы дать мне большее пространство для становления.

      Необычный девятый «А»

      Закончив восьмой класс в сороковой школе, я решил найти место с более качественным образованием. Поиски новой школы мы затеяли вместе с двоюродным братом Борей, который тоже хотел что-нибудь поинтереснее. Обе наши мамы поддерживали нас в этом намерении.

      Сначала нацелились на школу №5, но физика и химия, которые в ней культивировались, особого энтузиазма у меня не вызвали. Следующей стала математическая школа №52. Кажется, её нашли именно наши мамы.

      Время приёма уже прошло, и мы пришли на собеседование прямо к директору, Александру Николаевичу Склянкину. Невысокий, строгий, и в то же время какой-то доверительный, он мне чем-то напомнил отца.

      – Допустим, вот у этого ключа, – он взял ключ от своего кабинета, – вес один грамм (ключ, конечно, весил побольше, но мы не спорили). А какова его масса? С каким ускорением он будет падать на землю?..

      Не помню, что мы отвечали. Что-то правильное удалось сказать. Интересно, хором, что ли? После двух-трёх вопросов Склянкин махнул рукой и сказал:

      – Ну, в девятом «А» для вас места найдутся.

      Вот так, пройдя блиц-опрос по физике, мы попали в математический класс.

      Девятый «А» был странным классом. Из тридцати семи человек некоторые, несомненно, приближались к гениальности (во всяком случае, производили такое впечатление). Несколько человек попали сюда, видимо, по блату (и учиться им было трудно), но в основной части ученики