Тайна Великой Тартарии. Посох Велеса. Евгения Кретова

путешественниками, на территории нашего государства от Днепра до Тихого океана, от прикаспийских степей до Северного Ледовитого океана, называемого еще по-старинке «Скифским», раскинулась огромная страна, Великая Тартария, подразделявшаяся на Малую (территория Крымского полуострова и Причерноморья), Московскую или Большую (территория нынешней центральной части России), Независимую, Китайскую, и, собственно, Великую. Имеется ее подробная карта, помещенная в Географическом справочнике 1676 года, и в Американском атласе всех государств 1781 года. Согласно британской энциклопедии «Британика» 1771 года издания площадь этой загадочной страны составляла более 3 миллионов квадратных миль, там же указаны ее государственная символика (флаг с изображением черного грифона, императорский герб – филин), столица (Тобольск).

      Но в XVIII веке Великая Тартария исчезла с географических карт. И никаких сколько-нибудь достоверных данных о причинах ее исчезновения (распад, завоевание, переименование или др.) в истории не осталось.

      В этой книге на Читательский Суд вынесены невероятные гипотезы и доказанные факты, данные археологических раскопок и наблюдений неравнодушных к истории своего края людей. И пусть Читатель сам решит, во что ему верить, а к чему относиться как сказке, и где провести черту между истиной и вымыслом.

      Кто знает, возможно, истина лежит у нас под ногами. И Читатель каждый день проходит мимо нее на своем огороде, как это произошло со знаменитым Костенкино в Воронежской области – древнейшем из известных науке поселений человека на Земле. А, может быть, она уже многие годы находится перед его глазами, и он каждый день проезжает мимо нее на автобусе, думая, что это ничего не значащие развалины или «природные явления»…

      Волшебство не надо придумывать, оно находится рядом с нами. Стоит лишь распахнуть глаза.

      Пролог

      Много сказано про русскую зиму. Только услышишь, и сразу перед глазами встают белоснежные, искрящиеся под солнечными лучами просторы на фоне ярко-голубого неба, высокого-высокого, укутанные в богатые снежные шубы сосны, в большущих, сдвинутых на бок, снежных шапках, елки; сугробы в человеческий рост; скованные льдом реки… И трескучий мороз…

      Вот попробуйте иностранцу перевести это словосочетание: «трескучий мороз». Как ему, бедному, представить, что такое настоящая русская стужа? Ведь сказать «холодно» – это практически ничего не сказать. Стужа – это на столько холодно, что слипаются ресницы, легкие перехватывает ледяным ремнем и они в панике рвутся от желания сделать еще один, хоть последний, вдох. А в тишине зимнего русского леса, в самом деле, слышно, как трещит воздух – это хрупко, словно битое стекло, скрепит под ногами пушистый снег.

      Смешно иной раз слышать от иностранцев про медведей, которые ходят по улицам сибирских городов. А им, наверно, смешно смотреть на людей, быстро-быстро передвигающихся по этим городам, прикрывая носы и низко надвинув меховые шапки на глаза. Они думают – это дикость. Им не понять, это – наша зима.

      К счастью, такие морозы в России не так уж и часты. Они случаются в самой середине русской зимы, в те несколько дней, которые лежат между русским Рождеством и Крещением.

      Святки.

      Вот в один из таких морозных вечеров, случившихся много-много лет назад, и начинается наш рассказ.

      По проселочной дороге ехала повозка, запряженная молоденькой бойкой кобылой. Крещенский мороз ей, казалось, был ни почем, и она бежала, бодро выкидывая несколько дней назад подбитые копыта. Зима в тот год выдалась на удивление снежная, и сугробы по краям дороги местами возвышались над крупом кобылы. Как и обычно случается во время сильных русских морозов, снег совсем не слипался и был пушистым, кристально чистым и ослепительно белым, до мерцающей синевы, даже в сгущающихся вечерних сумерках. Он скрипел под копытами кобылки как старый паркет в давно заброшенном доме.

      В повозке ехал человек. Укутанный в такое немыслимое количество шуб, тулупов, платков и шапок, что под ними было бы сложно сказать, мужчина это или женщина, если бы не сиплое «Н-но, родимая!», которым он иногда понукал кобылку. Уж и не скажу, по каким делам ехал он в такой мороз, да еще и на ночь глядя, но без дела хороший хозяин в такую погоду и собаку не выгнал бы на улицу, не то что сам куда поехал, так что дело у него наверняка имелось.

      Он бодро проехал через неизвестную нам деревеньку, чистенькую в сверкающем белом снегу, с невероятно уютно мигающими теплом низенькими деревянными избами, и уже у самой околицы, на пересечении нескольких деревенских дорог, его кобылка встала.

      Встала, будто и не было у нее другой заботы кроме как стоять посреди дороги, рыть недавно подбитым копытцем рыхлый искрящийся снег, и фыркать на все попытки хозяина хоть как-то сдвинуть ее с места.

      – Н-но, красавица, поехали!!! – понукал ее мужик что было сил. – Ну, что ты встала, как корова на покосном ложку!!! – В сердцах ругнулся он, слез с повозки, причитая и бормоча себе под нос не то ругательства, не то что-то другое, взял кобылку под уздцы и стал тянуть вперед. Он так увлекся этим делом, что и не заметил,