Лестничная площадка. Яна Дубинянская

уж плохая жизнь, в которой, в сущности, все было. Прошедшее время. Если раньше он употреблял его с долей театральности, теперь оно совершенно нормально легло на сознание, расставив события и вещи по местам. Все у него было. И даже любовь.

      Восторженный отчет докторов о неизмеримых возможностях своего могучего организма он воспринял как шутку дурного тона. Этой жизни, черт возьми, просто некуда было продолжаться. Что ж, он попытался подойти к этому как к ребусу – целыми днями, глядя в потолок, выискивал в пустом лабиринте ниточку, за которую можно было бы ухватиться.

      И нашел.

      Машина.

      Хотя сама по себе машина тоже ничего не значила.

      …Он резко щелкнул рубильником – туда-сюда, – так женщины пытаются вернуть к жизни сломавшийся телевизор. Естественно, не произошло абсолютно ничего.

      Поздняя ночь. Надо ложиться спать, а утром как-нибудь постараться не проснуться. Только ведь не выйдет, и первой утренней мыслью будет: крах, полный крах… А впрочем, можно с утра перепаять контакты – тоже отсрочка, заведомо искусственная, но отдаляющая конец…

      Она, наверное, еще не легла. Молодые поздно ложатся. Может быть, она сейчас принимает ванну – пенится шампунь, с шумом стекают струи, и она негромко напевает… а из спальни доносится чуть раздраженный голос тусклого красавца: «Инга, ты скоро?»

      И вдруг мертвая стрелка резко рванулась вверх, прыгнула на середину шкалы и заплясала там в неимоверно-быстром ритме, колеблясь между соседними делениями.

      Он дернулся, как в электрошоке, но почему-то сразу не встал, он смотрел на дрожащую стрелку – не упустить момент, дождаться, пока она остановится! – но это же совсем не имеет значения, боже мой, совсем не имеет… кошмар, наваждение… Словно избавляясь от гипноза, он медленно отвел глаза в сторону – и, вскочив, ринулся туда, где…

      На лестничную площадку.

      И сначала он увидел – четко, будто вернулась острота зрения, – руку, одну только руку в светлой облегающей перчатке, поверх которой на среднем пальце серебрилось тоненькое колечко. А указательным она нажимала на кнопку звонка, круглую рубиновую пуговку, которая находилась, может быть, в сотнях километров отсюда, – и которая была здесь, в десяти шагах…

      Она ритмично нажимала на кнопку, не получала ответа – и хмурилась, сводя брови на переносице точно так же, как тогда в буфете… Где бы это ни происходило, – она была одна, совсем одна, поздней ночью на лестничной площадке.

      Он сделал несколько шагов вперед.

      – Простите, мисс… Инга? Добрый вечер. Я вижу, что вы… я хотел бы, если вы, конечно, не против, пригласить вас войти…

      Я не узнавала его, в упор не узнавала и не помнила, – но Марты уже точно не было дома, идти мне было абсолютно некуда, а этот сосед даже знал мое имя… Я более или менее ослепительно улыбнулась, кивнула и ответила:

      – Спасибо.

      Глава IV

      В его квартире было гораздо темнее, чем на лестничной площадке. Я споткнулась на пороге – на правую,