Лестничная площадка. Яна Дубинянская

медленно и подробно, словно диктовал завещание:

      – Я спросил, не знаете ли вы, кто та девушка, которая только что сюда заглядывала?

      Ассистент пожал плечами.

      – Студентка. То ли третий курс, то ли четвертый…

      В воздухе пахло духами. Не ее.

      Он начал появляться в университете каждый день. Он смотрел, как она входит в широкие стеклянные двери, как взбегает по лестнице, как бросает взгляд на большие стенные часы, опаздывая на лекцию. Как болтает с подружками, как смеется, как расчесывает длинные волосы, как закрывает глаза, подставляя лицо солнцу на скамейке перед университетом.

      Ее звали Инга – имя для рослой блондинки, а она была хрупкая, темноволосая, смуглая – и все равно очень светлая, сияющая. Она носила белое и кремовое, и глаза у нее были светлые и яркие, сверкающие изнутри золотыми искрами. Она приехала из далекой провинции, с юга, снимала квартиру на троих с подружками, весело покоряла столицу и, конечно же, она была влюблена.

      Его профессор видел один раз – высокого, красивого, видного, но темного и тусклого рядом с ней. Недостойного. А впрочем, никто не был бы достоин ее, в том числе он сам, более других он сам, и он это прекрасно понимал.

      Он несколько раз здоровался с ней, встречаясь в вестибюле, и она отвечала не глядя, скороговоркой – дежурное приветствие незнакомому преподавателю. А он с изумлением обнаруживал, что даже этого ему вполне достаточно, чтобы несколько ближайших дней быть абсолютно счастливым.

      Один раз он заплатил за нее в университетском буфете.

      У стойки образовалась небольшая очередь, и позади стояла Инга в светло-бежевом костюме, с высокой прической, строгая и сосредоточенная. Он подошел неслышно и тихо встал за ней, почему-то не решаясь поздороваться. Инга стояла вполоборота, чуть сощурившись, она рассматривала прейскурант, а сзади на шее у нее вились маленькие волоски, не поместившиеся в прическу, совсем светлые, золотистые.

      Она заказала апельсиновый сок и два коржика. Она раскрыла сумочку, узкая рука нырнула внутрь и задержалась там чуть дольше, чем нужно, а затем выложила прямо на стойку расческу, калькулятор, зеркальце…

      – Черт возьми!

      Отдать все, что угодно, – за то, чтобы она никогда не говорила «черт возьми», никогда не сводила на переносице брови, ища деньги в маленькой сумочке, никогда, никогда…

      Он бросил на стойку крупную купюру, пробормотав что-то нечленораздельное, и стремительно зашагал прочь – бегство, и никак иначе. Он слышал за спиной голоса – продавщицы: «за вас заплатили, возьмите же сдачу» – и Инги: «нет, подождите, я сейчас найду!»

      Она догнала его в дверях буфета, ее сумочка была раскрыта, и он точно знал, что на стойке остался не только сок с коржиками, но и расческа, и зеркальце, и калькулятор…

      – Зачем вы это сделали?

      Потому что я люблю вас.

      Потому что я сумасшедший старик.

      Потому что ни на что большее меня не хватило.

      Он усмехнулся порочной улыбкой