Трещина. Михаил Анохин

да, конечно… – Отченашенко совершенно растерялся, к тому же холодная влага медленно стекала по ягодицам и уже добралась подкалена.

      – А чего же мы стоим, дяденька? – Спросила Аленка и потянула его за полу промокшего насквозь пальто.

      – Я ни чего не вижу, не знаю куда идти, – повторил Отченашенко.

      – Да вот же, рядом, гостиница. Дурдынин и подвез Вас к гостинице. Он заходил, дедушке наказывал принять. А что не видите, так это пройдет. Мы тоже когда-то слепком бродили, а потом – прошло. Это, это ади…ада…пация…

      Она взяла его за руку и повела. Тепло ладони ободрило Никодима Филипповича, Они и прошли-то не больше двадцати шагов, и Отченашенко увидел освещенный подъезд здания, а за стеклянными дверями, залитый светом вестибюль гостиницы.

      Глава третья. Добрейший Семен Игнатьевич

      Когда Никодим Филиппович вошел в здание, девочка вырвала свою ладонь из его руки, и побежала к стойке, с криком:

      – Дедушка, дедушка, я привела его! Я привела, а он сидит и ревет, как маленький. Это дяденька Дурдынин подшутил, я знаю, я знаю!

      Из-за стойки вышел пожилой мужчина в зеленом, с галунами мундире и направился к Никодиму Филипповичу.

      – Рад, рад! А мы с внучкой смотрим, чегой-то человек на дороге в лужу сел, а этот куролес Дурдынин по газам и ходу, ну думаю, снова чой-то учудил. Нынче-то мода такая пошла, подшучивать называется. Подшутят другой раз так, что человек остается, в чем мать родила. Да Вы проходите, проходите… Э, да Вы все мокры. Ну, ни чего, это мы мигом! – И рявкнул так, что Никодим Филиппович вздрогнул:

      – Клашка-а!

      Откуда-то появилась женщина лет сорока, одетая в коричневое платье с белым фартуком и в кружевном чепчике.

      – Клашка! – Продолжал громыхать дед, – белье по второму разряду, костюм и в тринадцатый номер, да ванну, ванну нагрей!

      Затем, обращаясь к Отченашенко, сказал:

      – Вишь моду завели, после того, как «трещина» в горе приключилось, всех гостей по разрядам принимают. Вас, вот, велено принять по второму.

      Отченашенко плохо соображал и еще хуже понимал, о чем говорит этот дед, он наслаждался светом и теплом.

      – Если Вы позволите, то я бы хотел получить документы, – Сказал дед извинительным тоном и пояснил:

      – Нужно карту гостя заполнить.

      Отченашенко машинально протянул ему паспорт. Дед внимательно поглядел на корочки, развернул, а потом вздохнул:

      – А у нас моду приняли в паспорте вместо национальности писать – «гражданин мира». Оно, может и правильно, что все мы граждане мира, но я, своей глупой башкой думаю, что гражданин-то я гражданин, а вот какого-нибудь бельгийца понять не смогу. А он, меня не поймет, следовательно и «миры» наши разные. Он, в своем живет, где его понимают, а я в своем, где меня понимают.

      Девчушка вертелась рядом, разглядывая Никодима Филипповича, как свою находку.

      – Ты бы, Алена шла и учила «Всеобщую историю», а не вертелась под ногами.

      Он взял Отченашенко за локоть провел его к дивану:

      – Посидите малость. Зовут