Навстречу мечте. Люси Кларк

пишу о том, что чувствую. – Лана кивнула. – А тебя я иногда вижу с блокнотом. Рисуешь?

      – Да. В основном делаю наброски. Тут столько всего хочется нарисовать.

      Жозеф закурил и медленно затянулся.

      – Значит, тебе нравится на яхте?

      – Еще как. Нам повезло.

      – В путешествии по морю чувствуется свобода, да? – Жозеф затянулся и протянул ей самокрутку. Хотя после университета Лана бросила курить, порой она не отказывалась.

      – Спасибо. – Она сделала затяжку, в голову приятно ударил никотин.

      – Кого бросила дома? – спросил Жозеф.

      Возвращая самокрутку, Лана ответила:

      – Только отца.

      Лана представила его: сидит в своем кресле с газетой, разгадывает кроссворд, на нем потертые зеленые брюки и мятая рубашка. Удивительно: подумав о том, как одинока и однообразна жизнь отца, она почувствовала жалость. Его хоть кто-нибудь навещает?

      – А ты?

      Жозеф засмеялся, но в его смехе Лана уловила странные, грустные нотки.

      – У меня никого нет.

      – А родные?

      – Никого.

      – Совсем никого?

      Он резко покачал головой.

      – Мама и папа умерли. Год назад.

      – Ох, прости. Могу я спросить, что случилось?

      В лунном свете было заметно, как Жозеф помрачнел.

      – Они погибли в пожаре.

      – Мне жаль, – искренне посочувствовала Лана. Денни ведь рассказывал, что они подобрали Жозефа на безлюдном филиппинском пляже, где он спал под открытым небом. Он, наверное, с ума сходил от горя. – Поэтому ты и уехал из Франции? И приехал сюда?

      Жозеф медленно кивнул, не отрывая взгляд от моря.

      – У меня были кое-какие сбережения, так что я мог отправиться куда угодно. Иногда лучше уехать, правда?

      – Правда, – согласилась Лана.

      Она отправилась спать в полночь: разделась до белья, но на верхней койке все равно изнывала от духоты, кожа была липкой от солнцезащитного крема и соли. Вот бы между койкой и потолком было побольше места, чтобы сесть и выпрямиться. Иллюминатор открывался всего на пару сантиметров, свежий воздух почти не проникал внутрь. По ложбинке на груди скатилась капля пота.

      Тихий плеск волн о борт яхты никак не мог успокоить мысли, они все возвращались к отцу. С тех пор, как Лана оказалась на «Лазурной», жизнь стала такой насыщенной, что она часами не думала о нем, хотя ночью часто перебирала в голове детские воспоминания, пытаясь найти трещины, сквозь которые виднелась ложь.

      Лана просунула руку сквозь узкую щель иллюминатора – не прохладнее ли снаружи? Нет. Она вздохнула.

      Китти с нижней койки прошептала:

      – Не спишь?

      – По-моему, у меня внутри все плавится, – ответила Лана.

      – Ты хотя бы не обгорела. – На вершине утеса Китти утверждала, что кожа у нее уже достаточно темная и ей не нужен крем от солнца.

      Лана перевернулась на живот и свесила голову вниз. Китти поднялась на локтях. Лана присмотрелась и разглядела в темноте очертания подруги.

      – Кит, помнишь, как я ужасно хотела в Грецию?

      – Конечно.